Питер Гринуэй, Саския Боддеке «Золотой век русского авангарда»
О выставке
На 18 экранах соединятся живопись, кинематограф, 3D-технологии и анимация.
Хрестоматийных героев — Малевича, Маяковского и Лилю Брик, Кандинского, Мейерхольда, Эйзенштейна, Татлина, Лисицкого, Филонова, Родченко, Попову и Ермолаеву — чета Гринуэй – Боддеке рассматривает сквозь призму 1910-1930 годов. От экспериментального времени и принесенного революцией жизнестроительного энтузиазма до тех пор, пока это новое не захлебнулось перед придуманным эпохой удобным ей соцреализмом. Не впервой Гринуэю браться за «Золотой век». Он уже «оживлял» частицы золотого запаса истории искусства: «Тайную Вечерю» Леонардо, «Брак в Кане Галилейской» Веронезе (Гринуэй не отказал себе в автоцитатах из этих работ и применительно к авангарду) и рембрандтовский «Ночной дозор».
В русский авангард режиссеры решили погрузиться, кажется, не очень глубоко, но красиво. Как модно говорить, поэтически, но с расчетом на новейшие технологии: кинематограф, анимацию, 3D, сегодняшние съемки вперемешку с архивными и полотнами авангардистов. Все это на 18 проницаемых экранах, так что кадры наслаиваются друг на друга. И с ожидаемым общим знаменателем «Черного квадрата» — он тут тоже на первых ролях. Творение супрематиста напоминает о себе повсюду вплоть до экспозиционного дизайна: черные с белым помосты для публики, квадратные экраны и главная ось повествования, построенная на кубах (те самые экраны-квадраты поставили углом «на дыбы», превратив в павильоны). Даже скамейки тут с черными квадратами — вот наглядно о заезженности пресловутой иконы стиля, вышедшей в массы. Правда, в кинополотне это еще и знак созидания и разрушения. Черная кисть гуляет по холсту, а потом отзывается в кадрах с облетающим красочным слоем. Главное тут — чтобы было эффектно.
Актеры со значительностью (даже нарочитой) рассказывают о своем видении искусства: абстракционист Кандинский отправляет за сюжетностью к литературе, Эйзенштейн толкует о «монтаже аттракционов» (здесь он, кстати, вышел самым интересным персонажем, самым живым), Маяковский декламирует «Облако в штанах»: «Иду — красивый, двадцатидвухлетний». Они по-своему эффектны, хотя выражение лица Малевича сделалось похожим на завхозовское, Маяковский вместо брутальности приобрел налет слащавости, у здешнего Филонова фактура мачо, а «амазонки авангарда», сколько ни одевайся в прошлое, красивы по-сегодняшнему. Все вместе они спорят об искусстве, любят и переживают, даже водят хоровод (единства круг?) и встречают как гибель начавшуюся борьбу с формализмом.
В качестве попутных комментариев проскальзывают и другие персонажи — на боковых экранах в коллажную чересполосицу попали персонажи от Давида Бурлюка и Дзиги Вертова до Артура Фонвизина (не спрашивайте, почему он записан в авангардисты). Вряд ли это сообщит вам новости о том времени — мультимедийная инсталляция просто пытается медитативно погрузить вас в визуальный ряд.