Павел Челищев

Павел Челищев жил долго. Он успел поучиться у «амазонки авангарда» Александры Экстер, вступить в Белую армию, поработать с Дягилевым, стать американским гражданином и во время хрущевский оттепели подарить свою главную картину Третьяковской галерее. По эмигрантским меркам он был удачлив — не голодал, театральные заказы выполнял на своих условиях, галереи и журналисты приходили сами, а в нью-йоркском Музее современного искусства его вернисаж собрал больше публики, чем открытие выставки Дали.

Список знакомых и друзей Челищева напоминает энциклопедию искусства ХХ века. Он испробовал если не все, то многое: кубофутуризм в начале 1920-х, изображения странных уродцев в конце, в середине 30-х увлекся сюрреализмом, потом был яркий «неоновый период». Но все это детали частной творческой жизни — имя Челищева явно не связано ни с одним направлением искусства прошлого века. С русским авангардом он покончил, записавшись в армию, в Париже потомок благородной фамилии шарахался от всего красноватого, в том числе и приезжающих соотечественников, а сюрреалисты не приняли его как своего — якобы из-за гомофобии Андре Бретона. Но скорее потому, что жил художник своей жизнью, в отличие от многих современников не слишком увлекался новинками, предпочитая им странности.

На выставке в Борках представят трансформированные и раздвоенные головы, «внутренние» пейзажи, двойные фигуры, многочисленных клоунов и нимф. Челищев искал идеал в самых удивительных направлениях. Поэтому изображений всяких эротических фриков на выставке будет больше, чем вошедших в справочники «измов». Особенно много чудаков разного рода, в том числе бывших друзей и любовников, в автобиографической «Феномене» из Третьяковской галереи.

Занятно, что почти все полсотни картин, предоставленных для выставки отечественными коллекционерами, когда-то хранились в частных западных собраниях. «Корзинка с клубникой» так и вовсе висела у Гертруды Стайн рядом с Пикассо. Процесс концентрации произведений на родине в частных руках не повлияет на международный статус художника, благо его работы есть и в парижском Центре Помпиду, и в нью-йоркском МОМА. А в России они помогут восполнить страстную любовь отечественной публики к пропущенному (по уважительным причинам) нашим искусством сюрреализму — национальному по форме, эротическому по содержанию.