Оскар Уайлд. Одри Бердслей. «Взгляд из России»

Пушкинский отмечает перекрестный год Великобритании и России, делая ставку на классику, причем метит, как видите, сразу в две мишени. Собирали все это в Музее Виктории и Альберта, в Британском музее, в галерее Тейт, в лондонской Национальной портретной галерее. Кроме того, за взгляд из России отвечают собрания самого ГМИИ, Третьяковки и Русского музея, Бахрушинского и музея Большого театра, а также частные коллекции. Оскара Уайльда с Обри Бердслеем связала «Саломея»: написанную в 1891-м на французском (в главной роли писатель хотел видеть Сару Бернар) пьесу Бердслей проиллюстрировал три года спустя — когда ее переводили на английский, — удивив публику изяществом черно-белых линий и фраппировав эротизмом рисунков. Сперва скандал вызвал текст пьесы, потом 16 картинок Бердслея, на которых героиня появляется, например, аки томная современница-декадентка, в окружении парфюмерных пузырьков и склянок, а сделать прическу ей помогает служанка, пышным воротником и маской напоминающая героев комедии дель арте. Впрочем, эти иллюстрации послужили в итоге славе Бердслея — правда, уже на закате жизни (словно подыграв вкусам эпохи, он умер молодым — в 1898-м, не дожив до 26). Надо ли говорить, что и в нынешнем проекте «Саломея» будет в центре внимания, включая, например, постановку Таирова в Камерном театре в 1917 году — от нее нам обещают сделанные «амазонкой авангарда» Александрой Экстер эскизы костюмов.

Стиль Бердслея сплел в тугие, манерные, как сами его персонажи, линии, с одной стороны, манеру прерафаэлитов, с другой — модное начиная с конца XIX века увлечение Востоком, японской гравюрой, и присовокупил к этому порочность. Собственно, рисунки к «Саломее» — не вполне даже иллюстрации, Бердслей в прямом смысле слова гнет свою линию, множит собственные мотивы. Аристофановскую «Лисистрату» он «визуализировал» в том же духе и незадолго до смерти просил сжечь, но к просьбе не прислушались, так что бердслеевскую интерпретацию античной классики в Пушкинском тоже показывают.

О том, кого в России можно считать последователями бердслеевских придумок, разговор отдельный, обещают организаторы. Впрочем, насколько близки англичанину чуть слащавый Сомов, витиеватый, красочный Бакст или рисунки Николая Феофилактова для журнала «Золотое Руно» — все-таки вопрос… Кстати, сам Бердслей был редактором журнала The Yellow Book, но после того, как Уайльд со скандалом попал в тюрьму, взяв, как говорят, с собой некую желтую книжицу (некто нерадивый позабыл неопределенный артикль и написал The Yellow Book), художника с треском из издательства выгнали. Ну а уайльдовскую линию здесь ведут еще, например, подаренный Чуковскому душеприказчиком писателя Робертом Россом рукописный фрагмент «Баллады Редингской тюрьмы» с автографом Уайльда и ни много ни мало уайльдовский портрет, выгравированный Тулуз-Лотреком.

Впрочем, помимо утонченности, в почерке которой безошибочно узнается Бердслей, помимо эротичности, порой граничащей с порнографией, его перо царапало бумагу язвительной иронией. Есть у него, скажем, рисунок «И я в Аркадии» (хорошо бы на выставку его тоже привезли), сделанный для журнала Savoy (там его приняли после The Yellow Book) и перепевающий знаменитый пуссеновский мотив напоминания о смертности и преходящности земного благоденствия. Только у Пуссена — прекрасные, в античных одеждах и атлетического сложения «Аркадские пастухи», а Бердслей «толкает» к (надгробной) плите с соответствующей надписью лысеющего, согбенного денди. Один современник знаменитых декадентов как-то высказался, что от бердслеевских работ тянет «дьявольщиной и гротеском, словно навеянными наркотическим сном». Посмотрим, насколько удастся воспроизвести эту атмосферу музею. Но, как эту тему ни подать, колоритности самой эпохи, даже в черно-белых образцах Обри Бердслея, не отнимешь.