Реквием
- Режиссер/Постановщик
- Борис Эйфман
О спектакле
Фестиваль «Черешневый лес» привозит в Москву последнюю премьеру театра Бориса Эйфмана — «Реквием», поставленный на музыку Шостаковича и Моцарта
ообще-то балет с таким названием у Эйфмана уже был — премьера 1991 года, одно из лучших сочинений, созданных хореографом за немаленькую жизнь. В январе этого года тот спектакль, почищенный и отредактированный, стал второй частью двухактного балета, первая же была поставлена с нуля. Обе части посвящены Петербургу — и вечности.
Сначала звучит «Камерная симфония» Шостаковича, и на сцене появляется Петербург предвоенный. Счастливая, не замечающая окружающего мира, «замкнутая на себя» семья — мама, папа, ребенок — танцует такие же счастливые танцы. Но уже через несколько тактов реальность, которой они пренебрегали, ворвется в их мирок агрессивной толпой чекистов — ежовщина, 1938 год. Эйфман сочинял спектакль, вдохновляясь «Реквиемом» Анны Ахматовой: в 38-м Анна Андреевна ночами стояла у питерских «Крестов», надеясь что-то узнать об арестованном сыне — из этих отчаянных ночных дежурств и выросли стихи. Суровую интонацию поэмы Эйфман превратил в пластический вопль: сын поэта, мучимый чекистами, отождествляется с Сыном Божьим, возникает мотив распятия. Хореограф кричит там, где поэт едва роняла слова, но, собственно, это естественная реакция человека нашего времени, который пока что не может представить себе реальность 1938 года.
Вторая часть — это Моцарт, и изначально одноактный спектакль на музыку его «Реквиема» не был привязан ни к каким историческим обстоятельствам, Эйфман задумывал его как произведение общефилософское, с размышлениями о страхе смерти как таковом, ожидании ее, преодолении этого страха верой и мужеством. Но теперь, когда перед этой частью на сцене вспоминают предвоенные репрессии, этот «Реквием» оказывается отчетливым воспоминанием о блокаде, а пересекающие сцену траурные фигуры говорят не о бренности жизни вообще, а о тех людях, что умерли от голода в одном конкретном городе. «Реквием» — мрачный, но не печальный спектакль. Мощь музыки и адекватная ей мощь движения сурового, страстного и отлично выученного кордебалета эйфмановского театра (сольные партии есть, и они важны, но кордебалет все равно захлестывает солистов, как захлестывает любого человека океанский шторм, как захлестывает одиночку история страны) к финалу выводят на интонацию торжества, интонацию победы. Происходящей — совершенно очевидно — не в этом мире. Но ведь происходящей.