Кошки-мышки

На развороте программки нового мхатовского спектакля — молодые Ольга Яковлева и Нина Гуляева в каких-то немыслимо романтических платьях посреди цветочного луга. Линия разрыва посредине фото — лобовая метафора их пожилых героинь в «Кошках-мышках„.

Две сестры, родом из Будапешта. Одна — парализованная Гиза (Яковлева) — эмигрировала к сыну в благополучную Германию. Вторая — простоватая Эржи — осталась в родной Венгрии и проводит вечера за примеркой новых туфель или в компании толстяка-певца. Обе жить не могут без долгих телефонных разговоров и ежедневных посланий друг другу. У обеих не сложилась жизнь. Они не предаются воспоминаниям — они ими живут. “Помнишь ту фотографию? Ну, где я бегу по лугу? Это было в полдень„ — “Нет, ты ошибаешься, это было гораздо раньше„, — примерно такие диалоги с дрожью в голосе ведут Эржи и Гиза.

Пьесу написал венгр Иштван Эркень — сын богатых родителей, порвавший с их кругом; его путь в драматургию лежал через Вторую мировую, русский плен и каторжный труд на заводе по изготовлению медикаментов. “Кошки-мышки„ — один из первых театральных прорывов Эркеня. В социалистической Венгрии он даже успел побывать в опале — правда, ее причиной были соображения политики, а не литературы.

В спектакле Юрия Еремина нет ни злободневности, ни изящества — есть дежурная дань былой славе занятых в нем актрис, не больше. Каждой из них выдано по роли малопримечательной старушки; реанимировать этот старомодный и высокопарный текст не помогает даже театральная слава Ольги Яковлевой, эфросовской звезды и музы. Художник Алексей Порай-Кошиц при разработке сценографии скромно ограничился нехитрым намеком на два интерьера и заклеил стены фотографиями; бывший штатный художник МДТ в спектаклях Льва Додина позволял себе работать классом повыше. История о спасительной силе ностальгии в спектакле, который демонстрирует ее вред. Чтобы смотреть “Кошки-мышки» на голубом глазу, следует напрочь забыть о прошлых заслугах их участников.