Бердмэн (2014 год)

«Бёрдмэн» начинается с очень короткого, мгновенно забывающегося кадра ночного неба, в котором, взрываясь клубами пламени, нечто с грохотом и гамом летит вниз. Следующий кадр – продолжительностью в полтора с лишним часа (по крайней мере, на первый взгляд – несколько монтажных склеек здесь все-таки запрятаны, но еле заметно) – даст понять отчетливо, что именно терпит здесь крушение. Это не столько карьера, хотя и она тоже, сколько сознание актера Риггана Томсона (Майкл Китон), в 90-х слившего из гордости успешную франшизу о комиксном герое с клювом и крыльями (см. название), а теперь пытающегося напомнить о себе постановкой серьезной пьесы по Рэймонду Карверу, на которой выступает и главной звездой, и драматургом, и режиссером.

Бёрдмэн, впрочем, Томсона не отпускает – это его постер висит на стене гримерки актера, это его властный баритон то и дело озвучивает за кадром этого театрального романа циничные максимы вроде «Люди любят экшен. Им не нужна эта многозначительная философская хрень». Но и артист не сдается – несмотря на то, что пьеса, да и вся его жизнь стремительно катятся в пропасть: несколько дней перед премьерой вмещают в себя производственную травму актера в ключевой второстепенной роли, полтора десятка истерик его сменщика, фаната системы Станиславского (Эдвард Нортон), одно заявление о беременности, один проход в нижнем белье по Таймс-сквер. Один на все это, опять же, кадр, превращающий два предпремьерных дня в марафон, испытание героя на прочность, а оператора Эммануэля Любецки — на виртуозность (польский гений камеры справляется с пролетами по театральным катакомбам и бродвейским аллеям не хуже, чем год назад с космосом «Гравитации»).

«Бёрдмэн», конечно, напрашивается на параллели с карьерой своей главной звезды – сыгравшего на рубеже 90-х Бэтмена (дважды) Майкла Китона в образе художника на стадии раздрая. Но есть один момент – Китон никуда не исчезал и вот уже два десятилетия играет одинаково мощно как в проходных, так и просто незаслуженно обойденных рыночными фильтрами картинах. Если чьи автобиографические ноты здесь и искать, то режиссера – это ведь не Китон, а Иньярриту после модной дебютной нервопанорамы «Сука любовь» снимал исключительно «многозначительную философскую хрень».

В сравнении с невыносимой патетикой «21 грамма», «Вавилона» и «Бьютифул» новый фильм Иньярриту, конечно, впечатляет невесть откуда взявшейся легкостью движения и даже демонстрацией некоторого чувства юмора. Но – подчеркну – это в сравнении с корпусом предыдущих работ мексиканца. Безотносительно же траектории карьерного пути Иньярриту «Бёрдмэн» оказывается уже вовсе не так обаятелен. Пресловутая легкость мнима и ощущается лишь за счет операторского мастерства Любецки – но в том, что касается нарратива, ее нет и в помине: фильм то и дело стопорится, спотыкается, тянет резину. Чувство юмора сомнительно (что неудивительно – сценарий писали люди, ответственные за самый занудный фильм в истории «Бьютифул»): его хватает разве что на колкость в адрес пластического хирурга Мег Райан и недоступного из-за занятости в очередном блокбастере Фассбендера. Ситуацию немного спасает то, что и Китон, и Нортон, и Эмма Стоун в роли дочери героя работают в беззастенчиво сатирическом регистре, добавляя фильму остроумия одними выражениями лиц.

Увы, их режиссер того же регистра на протяжении всего фильма не выдерживает – первые две трети «Бёрдмэн» кажется сатирой на самовлюбленный мир сценического и экранного искусств (кто-то из критиков уже успел пошутить про пародию на плохую режиссуру в исполнении Иньярриту). Но чем дальше, тем серьезнее принимает постановщик и своего недотыкомку-героя, и себя самого – и вот уже Томсон разражается тирадой в адрес критики-лентяйки, а та в лице обозревателя The New York Times ее подтверждает; финал и вовсе поднимает томсоновский нарциссизм на стяг, делает его (будто бы) обаятельным, выстраданным. Увы, автобиографичность «Бёрдмэна» не мнима – Иньярриту так же, как и его герой, не может себя не жалеть, не может не считать себя способным на полет таланта – а что всем остальным кажется, будто к славе он приехал на такси, вопрос не принципиальный.