Хозяйка анкеты

Мария Сергеевна, вдова генерала Пашкевича, собирает у себя дома компанию для проведения спиритического сеанса. Вызывая владыку царства духов Даршемидаца, они надеются получить у него ответы на самые волнующие вопросы. В генеральшу влюблен статский советник Начинкин — по совету духа он находит ключ к ее сердцу в тетрадке со школьной девичьей анкетой. Второе действие: наше время, ангельского вида юноша приходит к шарлатану, желая вызнать у него смысл жизни. Тот уже готовится ввести искателя в транс и исчезнуть с его бумажником — но посетитель оказывается милиционером с группой захвата наготове. «Вот тебе, сука, смысл жизни», — произносит искатель, когда на духовидца надевают наручники.

В «Хозяйке анкеты» еще раз, после удачного прошлогоднего спектакля «Голубой вагон», встретились режиссер Алексей Левинский и драматург Вячеслав Дурненков — две, на первый взгляд, совершенно разные фигуры отечественной сцены. Левинский — режиссер-авангардист, много лет выстраивающий свою концепцию театра на эксплуатации советских реалий и биомеханике Мейерхольда. Дурненков — современный драматург, история театра его мало интересует, в своих пьесах сводит постмодернистские игры и цитаты из русской литературы с размышлениями о жизни. Сходятся авторы постановки только в одном: ни в театре, ни в жизни никакого смысла нет и не может быть.

В пьесе Дурненкова ирония перемежается с сочувствием, а времена и города перемешиваются в едином котле — в нем же варится и спектакль Левинского. Вслед за драматургом режиссер с удовольствием помещает действие в условное время условного русского города, который в первом действии притворяется Москвой, а во втором оказывается Петербургом. Генеральша ходит с веером семенящей походкой японской гейши; в девичьей анкете XIX века появляется графа «любимый киноактер». Все, что делают персонажи этого спектакля, не имеет иного смысла, кроме чисто игрового: театральностью пронизаны каждые жест, слово, элемент декораций. Здесь понарошку едят стеклянные синие сливы и пьют воду из воображаемых бокалов. Все звуки гипертрофированы до предела — бокал разбивается громче, чем орет сигнал скорой помощи. Левинский открыто провозглашает «театр ради театра» — и если драматурга отсутствие смысла печалит, то режиссеру он просто не нужен.