Царство небесное

На излете XII столетия лохматый деревенский кузнец
Балиан (Орландо Блум), всю
жизнь мирно починявший подковы, идет вразнос и в приступе ярости сжигает заживо приходского священника. Но, как праведный христианин, хочет искупить свой грех паломничеством
в Иерусалим, к Гробу Господню.
В это дальнее и опасное путешествие Балиан, естественно, пускается не один его сопровождают невесть откуда взявшийся отец-крестоносец (Лайам Нисон)
и банда рубак, надеющихся
смыть свои грехи кровью нехристей. Пережив кораблекрушение, потеряв отца и вдоволь наевшись песков Аравии, кузнец
добирается до Иерусалима забуревшим от солнца, но покрытым славой.

Впрочем, у подножья Голгофы
Балиан не обретет искомого душевного покоя: король Иерусалима Болдуин болен проказой и скоро сгниет заживо, вконец
озверевшие тамплиеры режут
головы арабам, а из пустыни
от колодца к колодцу скачет
200-тысячное сарацинское полчище и остановить его может
только бравый кузнец, получивший от папы щит, меч и рыцарский титул.

Собираясь на Царство небесное, нужно иметь в виду, что
почти фольклорная история кузнеца, угодившего в князи, уравновесится голливудским размахом все-таки фильм снят режиссером Гладиатора. Сотни
сарацинских баллист метнут
в сторону Иерусалима тысячи
запаленных бомб, подобных метеоритному ливню Армагеддона; тяжело завалятся на бок
деревянные осадные башни почти как во Властелине колец; метнется в последнем
рывке берсерк с арбалетным
болтом в кадыке; у изъеденной
осадой стены сойдутся сотни
клонированных на компьютере
статистов Эти монументальные кадры намертво впечатаются в память, как и подобает
ударным эпизодам блокбастера. Потом, ближе к концу года,
режиссер сэр Ридли Скотт, заложивший основы современного
экшна Чужим и Бегущим по лезвию бритвы, получит важные номинации и отсидит свои
десять минут на шоу Опры Уинфри: все-таки поднятые в Царстве вопросы касаются совсем
не тактики осадного боя или нюансов средневековой политики а веротерпимости
и дружбы между народами.

Однако эти блистательные
перспективы не отменяют того,
что груз моралите и батальных
сцен оказывается здесь уж чересчур тяжелым. Законы героического эпоса требуют эмоциональной разрядки, передышки
между ударом меча и победным
кличем. Одним словом, нужен
шут, Санчо Панса, отец Тук,
снижающий пафос пламенных
речей. В Царстве небесном
такого персонажа нет.

Единственный комичный
диалог между Ричардом III
и замызганным кузнецом Балианом звучит только в финале. Я король Англии, молвит
монарх. А я кузнец, скромно
ответит герой. Но я король Англии! снова намекнет
Ричард III. А я кузнец, парирует Блум. И Хармс с Ионеско
не написали бы лучше.