Встреча с Модильяни

Имени Модильяни на афише достаточно, чтобы в музей выстроилась очередь из модной публики, — это правило одинаково работает в Париже и Москве. Длинношеие незрячие дамы, странноватые большерукие кавалеры, тягучие обнаженные великого француза пользуются стабильным успехом — вне зависимости от того, супервыставку из них сооружают или так себе. Пушкинский старается как может, против обыкновения используя все возможные связи в музейном мире.

Причину такого прилежания, возможно, следует искать в дате открытия, чудесным образом совпавшей с юбилейным, 85-м, днем рождения директора музея Ирины Александровны Антоновой. Фантастической дате — отличную выставку, а заодно и яркое доказательство того, что в пороховнице есть не только порох, но и по-прежнему серьезные связи, поддержка спонсоров и все что положено.

В экспозиции — два десятка картин, столько же рисунков и скульптура, собранные буквально по одной из самых знаменитых музеев мира. Среди участников: музей Метрополитен и музей Гуггенхайма из Нью-Йорка, парижские Музей современного искусства и музей Пикассо, Лондонская галерея Тейт, Художественный институт Чикаго. Знаковых шедевров на выставке немного — но даже картины из частных собраний имеют безупречное происхождение, а без некоторых из них рассказ о творчестве художника просто невозможен. Особенно радует «Портрет Пикассо» из собрания Григоришина — подобные вещи не приобретались нашими коллекционерами с начала Первой мировой войны.

Во всем прекрасный, разве что немного однообразный и ни в какие рамки не помещавшийся, Модильяни писал в основном портреты: изображения друзей, коллег, меценатов, их знакомых и родственников. Три роскошные «Обнаженные», портрет Хуана Гриса, одно из самых ранних изображений последней музы Модильяни Жанны Эбюртен «Голубые глаза», образ другой его возлюбленной — английской журналистки Беатрис Хастингс «Мадам Помпадур» легко оправдывают присутствие других, не вполне зрелых или не слишком знаменитых работ, призванных показать эволюцию художника. Об увлечении наивным африканским искусством напоминает и единственная скульптура на выставке — «Голова женщины» из Музея искусств Филадельфии.

Среди 27 графических листов есть и особенно дорогое для российской культуры изображение Анны Ахматовой — в результате войн и революций из привезенных поэтессой на родину сохранился лишь один рисунок этой серии. Российский акцент выставки едва заметен — кроме образа Ахматовой его поддерживают два портрета почти «наших» художников: уроженцев литовской части Российской империи, скульпторов Пинхауса Кременя и Жака Липшица (с женой). Сентиментальных зрительниц потрясет портрет беременной Жанны Эбюртен, написанный незадолго до смерти Модильяни и самоубийства его возлюбленной. Романтическую биографию художника — Париж начала века, Монмартр, богема, абсент, гашиш, прекрасные музы, тяжелая болезнь, ранняя смерть — иллюстрируют документами и фотографиями из Института Модильяни (Париж — Рим).