Игроки

Сергей Женовач весьма успешно осваивает русскую классику — «Мальчики» по «Братьям Карамазовым» Достоевского вызвали большой резонанс. Его «Захудалый род» по Лескову вернулся с «Золотой Маски» 2007 года с двумя призами. Обращался режиссер и к Гоголю — ставил в фоменковской Мастерской «Владимира III степени». А вот для его студийцев «Игроки» стали первым — и, кажется, не слишком удачным — опытом освоения этого автора.

На сцене — белая комната, в несколько рядов — игральные столы. Слева, в небольшой арке, на постаменте покоится бюст Гоголя — почему-то цвета «металлик». Пересаживаясь из-за одного стола к другому, актеры, облаченные в длинные шинели, разыгрывают историю про то, как шайка мошенников одурачила карточного жулика-виртуоза.

Главный герой, шулер и прохвост Ихарев, — вывернутый наизнанку пушкинский сверхчеловек из «Маленьких трагедий». Этим персонажем, «достигшим высшей власти„, движут нешуточные страсти, однако предмет этих страстей — химера, иллюзия. Получив большой куш, Ихарев говорит: “Могу заняться тем, что споспешествует образованью… Поеду в Москву, пообедаю у Яра…» То есть за высокой целью кроется одно лишь щегольское застолье. Увлекающийся своим мнимым величием, пустышка Ихарев лопается, едва встретившись с силой, которая мощнее его. Не спасает и волшебная колода карт по имени Аделаида Ивановна — она в этой пьесе служит объектом сердечных чувств героя.

В СТИ Гоголя упростили: спектакль Женовача строится на хорошем чтении текста по ролям и неплохих актерских придумках. Шулер Вертков-Утешительный в первый раз появляется на сцене с широченной и в то же время мертвой маской-улыбкой на лице. Трактирный слуга с бегающим взглядом (Игорь Лизенгевич) как будто незаметно тянет рукой со стола купюры, которые выкладывает ему Ихарев (Андрей Шибаршин). В этих «Игроках» все в буквальном смысле правильно: если играют в карты, то с неподдельным азартом шлепают ими по столу; если Ихарев говорит, что бриться не может, потому как рука дрожит, то руки у актера действительно отчетливо дергаются. Внимательное отношение к классике, свойственное Женовачу, здесь оборачивается против него — проработав каждую деталь, тут проглядели целое. Это особенно четко видно в сравнении с «Игроками», которых в театре «Около» поставил Алексей Левинский. У него за кулисами игры — душевная пустота. У Женовача пустота другая — на вопрос, что хотел сказать автор, нет внятного ответа.

Впрочем, кое-что прояснить и подытожить может выход на поклоны, когда актеры повернутся к бюсту Гоголя и почтительно зааплодируют ему. Этим заискиванием пронизано все действие: будто стремясь лишний раз подтвердить приверженность гоголевскому духу, актеры нет-нет да и обратятся с репликой к металлической голове прозаика — а блестящий классик, увы, безмолвен. Он тут памятник.