Сцены из деревенской жизни (Дядя Ваня)

Спектакль Погребничко стилизован под Японию — быт наших дальневосточных соседей словно перенесен в пространство бедного советского жилья. Трехстишие классика Кабаяси Исса Снова весна. / Новая глупость / Приходит старой на смену вынесено в качестве эпиграфа, в дальнем углу сцены La Stalla (малая сцена театра ОКОЛО находится в помещении старинной конюшни) цветет розовый куст, а все действие происходит на самодельном татами. Чтобы взойти на него, актеры разуваются. Чтобы выпить чаю из советских подстаканников — садятся на корточки. Сам режиссер во время репетиции сидит в позе лотоса, но никакой любви к позам здесь нет. Есть честное и поэтичное высказывание — о жизни, которая кажется куда более настоящей, чем холодный цинизм героев нового времени.

Погребничко, как и следовало ожидать, не изменяет своим привычкам. Его Серебряков (Алексей Левинский), умница и острослов, носит под серой накидкой с капюшоном то, что в недавнем прошлом называлось олимпийка. Все мужчины ходят в кожаных сандалиях, которые теперь можно увидеть разве что на ногах пенсионеров, стучащих доминошками во дворах провинциальных городов. Прибавьте сюда стены, обитые матрацами, — и получится даже не ориентальный стиль, а нечто очень странное, сильно смахивающее на коммуналки из пьес Петрушевской. Театральный винтаж в данном случае как нельзя более к месту — герои усадьбы Войницкого ведут растрепанную жизнь и мало заботятся о своем облике, что, впрочем, им страшно идет. И обувь носят соответствующую, и одежду. И водку пьют с особым смаком и удовольствием: молодой и красивый доктор Астров (Михаил Палатник) одной рукой берет рюмку, а второй — прячет бутылку в карман. И с ума сходят по-своему, без ажитации — как мать профессора Серебрякова, Марья Васильевна (у Лилии Загорской немыслимое лиловое платье, как будто выцветшее от времени).

В этой на редкость приятной меланхолии растворяются как дым и нелепая дачная любовь, и суицидальные потуги героев. Красавица Елена Андреевна, которую Татьяна Лосева играет хрупкой японской женой в черной мужской рубашке с длиннющими рукавами, завязанной на манер кимоно, семенит по периметру, пока не утыкается взглядом в Астрова. А когда случается их мини-роман — за секунду до отъезда профессорской четы в Петербург — грациозная японка с изломанной бровью лишь привстает на цыпочки, произнеся что-то вроде я выше, чем вы думаете, и проходит мимо крепких рук доктора как вода сквозь пальцы. Сдержанный и нервный дядя Ваня (Юрий Павлов) водевильно стреляется с профессором: сотрясая пистолетом воздух и крича что-то на манер героев снятой Козинцевым киноверсии чеховской драмы. Остальным остается наблюдать эту комедию как зрителям дешевого кинотеатра.

Стиль кабуки как нельзя больше подходит для выражения стоического образа жизни, которую ведет театр ОКОЛО и персонажи его абсурдистских драм. Шутят здесь с таким отсутствующим видом и безысходностью в глазах, что понять, как соотносятся восточная печаль с русской тоской, очень просто. Даже странно, что раньше никто не догадался.