Школа любви

Для тех, кто никогда не бывал на малой сцене Театра Армии, путь на новый спектакль будет неблизким. Малая сцена находится на верхнем этаже, а лифт рассчитан на четверых. Так что особо рьяные почитатели бенефициантки Людмилы Касаткиной небольшими группками упорно тянутся навстречу "Школе любви" в постановке Андрея Житинкина вверх по гигантским лестничным пролетам. Правда, такого серьезного марш-броска премьерный спектакль не заслуживает.

Казалось бы, наличие актрис-легенд (Касаткина и Голубкина), как и история, рассказанная в романе Колина Хиггинса, должны были обеспечить спектаклю будущее. Но премьера производит впечатление топорной и малопригодной халтуры. Об этом свидетельствует все — от сценографии Андрея Шарова, соорудившего кадки с искусственными фикусами, которые герои возят из стороны в сторону при смене декораций, до игры актеров, часто занятых лишь тем, чтобы точнее вспомнить недоученный текст.

Знакомство 79-летней жизнелюбки Мод и молодого Гарольда происходит на кладбище. Гарольд, который постоянно изводит мать сценами своего мнимого самоубийства, приходит сюда полюбоваться на похороны, Мод — посадить деревце (бедное растение раньше росло в кадке у полицейского управления и задыхалось от недостатка воздуха). Вовлеченный в активную жизнь пожилой оптимистки, он вместе с ней едет к морю выпускать на волю бедняжку тюленя (которого Мод умудрилась умыкнуть из зоопарка), пьет шампанское и… влюбляется. В жизнь как таковую и в Мод в частности. Сюжет интригует? А вот исполнение — нет. Константин Днепровский (Гарольд) играет слишком неуверенно и вяло, а Людмила Касаткина (Мод) выглядит слишком ухоженной, чтобы походить на престарелую графиню Шарден. При этом оба артиста слишком погружены в себя, чтобы еще обращать внимание на партнера.

Единственный, кто превзошел в спектакле всех и вся, — Андрей Житинкин. Его попытки осовременить сюжет путем замены стационарных телефонных аппаратов мобильниками и введение в текст спектакля слова "интернет" производят такое же впечатление, что и пресловутые кадки с вечнозелеными фикусами. Грубо, аляповато и отчаянно безвкусно.