Груз 200 (2007 год)

Туманной летней ночью 1984 года подросток Валера, симпатичный поклонник группы «ДК» в майке СССР, по пьяни после дискотеки завозит дочь секретаря райкома на хутор мечтателя Алексея (Алексей Серебряков). Свалившись замертво после очередных ста граммов, Валера выбывает из игры до самого финала. А его очаровательная спутница переходит в руки шатуна в погонах — капитана милиции Журова (Алексей Полуян), тихого ледяного человечка с лицом пожирателя детей.

Для начала Журов, влюбленный, как выясняется, в девушку, елозит внутри нее горлышком водочной бутылки, а потом приковывает наручниками к мотоциклу и везет в индустриальный город Ленинск. Там, в мерзотной комнате журовской хрущевки, с дочерью секретаря случится еще много чего невообразимого и ужасного. Кульминацией любовной линии сюжета станет такой натюрморт: воющая в безумии голая девушка на полу, на кровати — раздувшийся синий труп десантника в «парадке», рядом — татуированное тело люмпен-пролетария в исполнении Александра Баширова, поодаль — капитан в совиных очках и с развороченной выстрелом из дробовика грудью. На полу в беспорядке — бумаги и бутылки. На телах — мухи. По телику играет ВИА «Песняры».

Пугая нас невыносимой, почти античной трагедией (герои тут — чистые схемы, виной всему оказывается обезличенный фатум), Алексей Балабанов не ограничивается ужасами, которые происходят на первом плане. В «Грузе 200» серый антураж, бутафория, ретросаундтрек и сюжетные ответвления складываются в масштабную картину декаданса: советская мораль, идеология и экономика планомерно выедаются изнутри гражданами СССР, как пень — личинками. Есть сильный соблазн перевести обсуждение «Груза 200» в ностальгическую плоскость: было ли в советские времена хорошо или все-таки не очень. На это провоцируют и та самая футболка, и сваленные мертвой кучей рабочий, мент, солдат и ученица (народ, так сказать), и финальный титр «Шла вторая половина 1984 года».

Но «совок» тут по большому счету ни при чем — хотя фильм и дает исчерпывающий ответ на распространенный довод в пользу Советов: «колбасы не было, зато люди были добрее и человечней». Не приходит же нам в голову считать «Сало, или 120 дней Содома» критикой итальянского фашизма. Страсть в пределе всегда оборачивается садизмом, а власть — беспределом.

«Груз» снят в знакомом, простом и прямолинейном стиле «острого» перестроечного кино — только спокойно, максимально точно и совершенно хладнокровно. Самая жуткая сцена тут — не какой-то из многочисленных эпизодов насилия, а молчаливый проезд Журова с пленницей по промзоне под оптимистические переливы «На маленьком плоту» Юрия Лозы. Добиться такого ощущения ада на земле не удавалось даже Муратовой в «Астеническом синдроме». Но решающее отличие «чернухи» поздних 80-х от «Груза» — не в плотности кошмара, а в его перспективах. То кино отталкивалось от противного настоящего в неизвестное, но наверняка прекрасное будущее. Здесь же ясно читается: тонкогубый капитан Журов — это то, что было, что будет, что есть.

Чуть облегчают эту невыносимую, удушающую экзистенциальную беспросветность золотые маковки церквей. Они маячат на заднем плане в открывающей сцене фильма, к ним в финале устремляется один из многочисленных героев, потерявший себя завкафедрой научного коммунизма ЛГУ. Выглядит все это крайне нелепо, будто попытка извинения после удавшегося сеанса некромантии. Но извинение — это последнее, чего ждешь от Балабанова. Ведь про «гниду черножопую» было можно, отчего про чертей нельзя?