Свадьба Фигаро

Дмитрий Бертман всегда был провокатором в узком кругу российских оперных режиссеров: в середине 90-х, когда «Геликон-опера» заявила о себе в полный голос, на сцене у Бертмана ходили очаровательные полуголые хористки, а главная героиня могла появиться в костюме Евы. Если вспомнить, что в это же время в Большом театре певцы натягивали на себя тяжелые костюмы середины 50-х, рабочие сцены старательно возводили в русских операх терема и избы в натуральную величину, то стремления геликоновцев покажутся революционными. Однако спустя десятилетие ноу-хау Дмитрия Бертмана перестало казаться актуальным. По времени это совпало с его превращением из радикала и экспериментатора в театрального мэтра, к которому на спектакли ходят важные чиновники и которому благоволит власть. В результате та продукция, которую сейчас предлагает «Геликон-опера», — это такой узаконенный, получивший признание китч, чему самое яркое подтверждение — постановка театра, «Свадьба Фигаро».

Шедевр венского гения стал второй частью запланированной Бертманом трилогии по Бомарше — первой был «Севильский цирюльник» Россини, на очереди — опера «Керубино» Массне. С Моцартом иметь дело трудно, потому как только за последние двадцать пять лет европейские умельцы-режиссеры лепили из него все, что только можно и нельзя. Но, отвергая жанр костюмной мелодрамы и переселяя героев в современность, и Питер Селларс, и Кристоф Марталер всегда апеллировали к сложному контексту современной европейской культуры и полемизировали с Моцартом, провоцируя зрителей разгадать виртуозную игру смыслами и аллюзиями. Дмитрий Бертман пошел другим путем: вместо того чтобы загадывать публике загадки и стимулировать работу сознания, он поставил спектакль для «широких масс трудящихся», где все понятно и не надо напрягать ум.

Битых три часа Бертман развлекает публику примерно с той же интонацией, как юмористы на центральных каналах: вот здесь шутка про секс, там — про тупого начальника, потом опять про секс. Моцартовские герои — это такие персонажи из популярных анекдотов, комические обыватели: похотливая нимфетка Сюзанна, помешанный на сексе Граф, впавшая в детство маразматичка Графиня, не определившийся в своей сексуальной ориентации (и половой принадлежности) Керубино.

Можно предположить, что такой прагматичный подход к тончайшему произведению лишает его поэтичности и возвышенности, но зато по просмотре спектакля любой может смело рассказать знакомым, что «Моцарт — это тот чувак, который писал музыку для мобил». Знаменитое изречение В. И. Ленина о том, что «искусство должно быть понятно народу», как свидетельствуют историки, изначально звучало несколько иначе: «Искусство должно быть понято народом». Но Дмитрию Бертману явно ближе первый вариант.