Пули над Бродвеем

Под руководством Романа Козака Театр им. А. С. Пушкина прирастает хитами. Тут, можно сказать, уже выработали рецепт: крепкая, желательно бродвейская, пьеса, пара звезд, несколько шуток, музыка, танцы и три часа сценического времени, чтобы ни одна зрительская копейка не была потрачена зря. Проблема, как всегда, одна: крепкие бродвейские пьесы на дороге не валяются. Поэтому в спектакль решено было переделать фильм Вуди Аллена «Пули над Бродвеем».

История, правда, так и просилась на сцену. 20-е годы прошлого века, гангстер, разбогатевший на сухом законе, дает денег на постановку пьесы начинающего драматурга при условии, что одну из ролей в ней сыграет его бездарная любовница — танцовщица из ночного клуба, которая великолепно вертит задницей и метит в актрисы. На постановке понемногу собирается потрясающая компания: экзальтированная звезда-алкоголичка под 50, страдающий обжорством герой-любовник, глупенькая танцовщица Оливия и приставленный охранять ее гангстер Чич. Дальше завязываются, как водится в театре, романы, а гангстер Чич начинает без зазрения совести менять сюжет.

Смотришь все это и восхищаешься: как же старик Вуди здорово придумал. И над Чеховым постебался: неудобоваримые диалоги из «пьесы в пьесе» — осторожная пародия на русского драматурга. И по театру прошелся с его закулисными тайнами и стареющими дивами. И привел все к общему нравственному знаменателю, вложенному в уста гангстера Чича: «Хватит фигней страдать, живите настоящей жизнью».

У Евгения Писарева разговорная драма Аллена превращается в шоу на грани клоунады. Говорят персонажи с трудом, зато, например, Оливия крутит красивой попой, а драматург и гангстер (отличная работа Игоря Бочкина), сливаясь в творческом экстазе, танцуют танго на бильярдном столе. Само шоу начинается с репетиции на сцене — здесь актерам открывается пространство для бодрых мизансцен, в которых блистает, прежде всего, замечательная Вера Алентова. При этом в алентовский бенефис спектакль не превращается: ей, как и другим актерам, явно не хватило задачи. В этом, наверное, и воплотилось режиссерское понимание Бродвея: не углублять! Главное, чтобы зрителю не о чем было думать.

Само слово «Бродвей» режиссер здесь понял буквально: выстроил на сцене автостраду с видами Нью-Йорка, сверху — светофор, посреди — пешеходный переход, на котором в основном и происходит действие. На авансцене валяются чемоданы. Задержаться здесь невозможно, можно только пройти с относительным триумфом. Так и спектакль со всеми своими тремя часами проходит с относительным триумфом, и на финальной фразе героев — «Мы домой, и вы скоро тоже пойдете домой» — вздыхаешь даже как-то с облегчением.