12 (2007 год)

Двенадцать присяжных мужского пола собрались, чтобы вынести приговор по ясному делу: мальчик-чеченец убил своего приемного отца, русского офицера. Заседание обещает быть коротким, но в жюри находится тот (Сергей Маковецкий), кто не хочет голосовать за «виновен» и отговаривает других.

«12» Михалкова — это ремейк классической картины Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин» (1957), только длиннее на час. Впрочем, уже с первых секунд понятно, что сравнения с оригиналом неуместны. Фильм Люмета был психологическим, у Михалкова он типологический. Каждый из присяжных произносит программный монолог, но раскрываются не характеры, а русские типы — в числе которых бытовой ксенофоб (Сергей Гармаш), простодушный пролетарий (Алексей Петренко), еврейский интеллигент (Валентин Гафт), интеллигент технический (Маковецкий) и бывший офицер спецслужб (сам Михалков).

Картина претендует на то, чтобы быть энциклопедией русской жизни, и действительно таковой является. Тем удивительнее, что на фестивале в Венеции фильм возмутил наших критиков — в первую очередь светлым образом мудрого «особиста», — хотя и понравился иностранцам: жюри даже присудило ему неглавного «Золотого льва». Это кино так же трагично и смешно, велико и отвратительно, как и реальность, которую подробно описывает. Форма адекватна содержанию — фильм и снят так же, из крайности в крайность: блестящие актерские работы предстают в обрамлении халтурного грима и чудовищных флешбэков, в которых на улице Грозного пылает едва ли не играющий рояль. Однозначного мнения о «12» нет и быть не может: он не против интеллигенции, но за силовиков; оправдывает чеченцев, но не обвиняет русских.

Отвратительна пародия на Новодворскую (Сергей Арцыбашев), вдвойне отвратительна карикатура на Дмитрия Лесневского, продюсера режиссера Андрея Звягинцева. Велик и актуален монолог Михаила Ефремова о тотальном отказе от серьезного в пользу циничного осмеяния всего и всех. Важна попытка героя Маковецкого сломать жизненный сценарий, предписывающий каждому равнодушие и отстраненность. Безразличие было и у Люмета, но там оно проистекало из общей отлаженности судебной машины. У Михалкова же это — порождение зыбкости нашего существования. Недаром в американском фильме здание суда стоит незыблемо, а в нашем — ремонт и присяжные заседают в школьном спортзале.

Финалов у Михалкова сразу несколько — есть обнадеживающий, есть открытый, православный, западнический… Самая черная чернота к концу оборачивается фаворским светом, а однозначное (с точки зрения закона) добро — катастрофическим злом. И раз уж в разговоре о творчестве Михалкова не избежать определения «русский», то фильм «12» — это игра в русскую рулетку. Пара выстрелов вхолостую, зато потом голову просто сносит.