Процесс

Работу режиссера Константина Богомолова над спектаклем «Процесс» по одноименному роману Кафки следует признать весьма прилежной. Он будто недавно узнал, что многие наши современники никогда не читали этого замечательного романа, и решил непременно познакомить их с текстом, словно сегодня и про нас написанным.

В своей сценической версии Богомолов (он еще и автор инсценировки) постарался не упустить ни одного разящего иронией слова, ни одной аллюзии. А в романе их не счесть. И все это неисчислимое количество слов режиссер предъявил зрителям, причем каждое подано многозначительно.

Жизненное пространство Йозефа К. (Игорь Хрипунов) ограничено тремя зеркальными стенами, множащими отражения, как трельяж (сценография Ларисы Ломакиной). Зрители тесного зала Табакерки видят себя в этих зеркалах, чтобы уж точно не смогли увернуться от мысли, что они все — тоже участники процесса. Стены, как и все служители правосудия в этом спектакле, лживы. Они то становятся прозрачными, то распахиваются створками в самом неожиданном месте, не защищая бедного героя от постороннего вмешательства. Кроватью, столом, трибуной служит тачка с крышкой, напоминающая гроб-самокат и намекающая на единственно возможный исход процесса. Стражники, инспекторы, следователи, судьи, экзекуторы одеты в разной степени недошитые костюмы — еще один намек от театра, что процесс шит белыми нитками. Актеры неутомимо и старательно играют сразу несколько ролей представителей судебных органов, лишь слегка меняя интонации и костюмы. Очередной намек: личин много, а суть одна — винтики в машине подавления.

Поначалу действо выглядит забавным, вроде ехидной клоунады. Но все придуманные метафоры предъявлены сразу, намеки разгаданы немедленно. Сюжет запинается уже в первых сценах. Ему не хватает событий. Арест, первый допрос, на котором становится понятна абсурдность происходящего, а дальше? Нет, не тишина, а слова, слова, слова… Пусть и изящные, колкие, точные, умные, но слишком тщательно разжевывающие уже усвоенные зрителями истины. Постепенно спектакль начинает захлебываться речитативом. Второе действие уже превращается в концерт длиннющих монологов, которые актеры произносят как бенефисные номера. Кто артистично, кто достоверно, кто самодовольно, а кто и очень достойно. Борис Плотников, например, точно заслужил отдельных аплодисментов. Поведанная им в финале притча о вратах истины наводит наконец-то зрителей на иной смысл происходящего: вся наша жизнь — процесс, на котором мы — обвиняемые, а приговор уже вынесен заранее.