Анастасия Горячева

В музее Бахрушина — вечер Анастасии Горячевой. Образцовая Сильфида и тихая Жизель покажет свои записи и пообщается с публикой.

Вы сами захотели стать балериной или родители заставили?
Сама! Мне было годика четыре, я тогда впервые увидела балет по телевизору. Лет пять все плясала дома, пока не пришел срок поступать в училище. Мои родители к балету отношения не имеют, но они смирились и решили, что это не самая плохая профессия.

Когда вы учились в школе, как вы представляли себе работу в театре?
Я думала, что будет гораздо страшнее. Гораздо. Не предполагала, что это будет Большой театр, не была уверена, что меня в него возьмут, но боялась заранее. Оказалось — ничего страшного.

В чем сложность?
В профессии нужна не только физическая сила (говорит самая хрупкая из балерин Большого. — А. Г.), но и внутренний настрой. Он не всегда есть, бывают неприятности, усталость, часто приходится себя заставлять.

В феврале в Большом премьера — Йохан Кобборг реконструирует «Сильфиду». Главная роль в предыдущей версии этого спектакля — одна из лучших ваших партий, и теперь вы снова выбраны танцевать Сильфиду. Чем будет новая версия спектакля отличаться от старой?
Партии именно Сильфиды очень похожи, за исключением музыкальных акцентов — Кобборг расставляет их иначе. Кроме того, он добавляет много осмысленной пантомимы. И настаивает на том, чтобы мы с партнером ни разу за спектакль друг до друга не дотрагивались.

Потому что герой-фермер не может прикоснуться к духу воздуха?
Да, в предыдущей версии мы иногда касались друг друга, а Кобборг, восстанавливающий оригинальную версию Бурнонвиля, считает, что это неправильно.

А вот это добавление пантомимы — насколько оно органично для вас? Традиционно в Большом театре «разговоры руками» не очень-то почитались…
В других балетах — может быть, но в стиле этого спектакля, в рамках старинного датского балета пантомима необходима. Без нее не будет ничего. Ведь весь балет — это заноски, маленькие пируэтики, там нет таких огромных трюков. Мне пантомима ложится на душу, мне нравится.

В вашем репертуаре — очень разные стилистически хореографы. Баланчин, Аштон, Ноймайер, Григорович. Кто вам ближе? Кто проще? Кто интереснее?
Проще — никто, все очень сложные. Я бы побольше хотела Баланчина и с удовольствием станцевала бы еще Аштона — у нас только один спектакль его идет, «Тщетная предосторожность». Григорович технически настолько сложен, что просто умираешь после «Щелкунчика» — но оно того стоит.

Ваш педагог — знаменитая балерина Людмила Семеняка. Когда вы готовите какую-то роль, она выслушивает ваше мнение?
Я после школы работала с Раисой Степановной Стручковой, и тогда я просто не имела права ничего заявлять, все делала под ее чутким руководством. А с Людмилой Ивановной сейчас по-другому, она говорит: «Ты уже балерина, делай, как сама чувствуешь».