Юрий Рыбчинский
О выставке
Закрытая для советской журнальной съемки тема реального социализма на фотовыставке в ЦВЗ “Манеж”.
Украл. Выпил. В тюрьму. Вышел — покаялся. Вот диалектика русской простонародной жизни. Очень ясная тема, но совершенно закрытая для советской журнальной съемки 70-х. Как это — «выпил»? Куда это — «в тюрьму»?! Где это — «покаялся»?!!
Советские люди так себя не вели. Они улыбались, строили БАМ и гуляли по улицам, взявшись за руки. Они были хорошими. Леонид Ильич Брежнев нежно целовал незнакомую юную пионерку влажными дрожащими губами, а услужливый «паркетный» мастер снимал их трепетные объятия. И официальная фотография все дальше уходила от реальности — в сладкий геронтократический миф.
Юрий Рыбчинский начинал работать как журналист. В самом советском из всех советских журналов — Soviet Life (рекламно-идеологическое издание для западных поклонников «реального социализма»). Но все дальше и дальше он уходил от высот «советской жизни» к глубинам русского быта. Юрий Рыбчинский начал снимать священноначалие по заказу журнала «Советский Союз», продолжал — для «Журнала Московской патриархии», а все главное фотографировал для себя, «с черного хода». И сегодня его снимки смотрятся как «записки из архиерейской жизни» — точно, сочно и не умильно.
Церковь, вытрезвитель и тюрьма — то, о чем молчали «советские». Пойти в церковь — встать «на заметку» у «органов». Попасть в «трезвователь» — загубить карьеру на корню. Оказаться в тюрьме — получить пожизненное клеймо «отщепенца». Плотный барьер страха держал «простого советского человека», в том числе и фотографов, вдали от этих зон.
Двоемыслие — ключевое слово для описания человека эпохи Брежнева. Фасадный СССР очень сильно отличался от советской реальности. Разрыв порождал невротическую раздвоенность: вечером «русский интеллигент» читал Солженицына под подушкой, а утром шел подписывать Стокгольмское воззвание за мир «вместе со всем советским народом». Юрий Рыбчинский однажды утром 1975 года преодолел двоемыслие: придя на работу, он отказался подписывать дежурную пропагандистскую лабуду. И выбрал свою жизненную позицию. Эта позиция стоила ему работы в лучшем журнале страны и сделала летописцем своего времени. Тех самых застойных 70-х, ностальгия по которым, вместе со «старыми песнями о главном», теперь в моде.
На выставке в Манеже простонародную, грязноватую, тягучую жизнь 70-х и 80-х можно разглядеть в деталях — Московский дом фотографии впервые организовал крупную ретроспективу Юрия Рыбчинского. Ценность его снимков — в том, что автор преодолел свой личный барьер страха задолго до того, как это сделали другие. Его 70-е прошли без поцелуев Брежнева.