Бульба. Пир

«Бульба. Пир»: Любовь победит смерть, но это не точно

Автор рецензии: Нелли Когут

Постановка «Бульба. Пир» в Театре на Малой Бронной была готова к выпуску еще весной, но премьерную серию спектаклей удалось провести только в начале октября. Кажется, что более подходящего момента для этого сложно было найти. Эти смутные времена, напоминающие плохо написанную антиутопию, показали, что ни либеральные, ни консервативные ценности не способны привести человечество к светлому будущему, а в своих крайностях они приобретают ужасающе уродливые формы.

Режиссер Александр Молочников работает с самой актуальной политической и общественной повесткой. Перед нами конструкция, сложившаяся на основе трех векторов: лицемерия современного европейского мира, варварской агрессии Востока и их трагической непримиримости, ведь, как известно, «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут». На стороне Запада — семья влиятельного европейского политика, учредителя фонда своего имени и борца за права меньшинств Готфрида Клигенфорса. На стороне Востока — буйные вояки и сыновья Тараса Бульбы с ним во главе.

В самом начале спектакля мы видим такой эпизод: богатое семейство Клигенфорсов собирается на торжественный прием в честь юбилея своего почтенного отца Готфрида. Автор инсценировки Саша Денисова смешивает гоголевский текст с сюжетом датско-шведской кинокартины «Торжество» Томаса Винтерберга, собственно положившего начало знаменитому манифесту «Догма-95». Аллюзии на эту кинематографическую концепцию мы видим уже в самом начале, когда на экране под последовательный счет показывают мальчика, подтягивающегося на турнике. Кроме съемки ручной камерой спектакль следует и другим принципам «Догмы» — действие должно происходить в современное время, иллюзии недопустимы, обстоятельства и персонажи должны максимально выражать правду. Цитат в спектакле будет немало: так, в эпизоде гуляния казаков и принятия решения идти с войском на Польшу, вокруг ноутбука образуется композиция из картины Репина «Запорожцы». Они пишут письмо «турецкому султану» — в данном случае западному прогрессисту.

Итак, один из сыновей Готфрида, Матиас (Гела Месхи), как и в фильме, произносит разоблачительную речь, вскрывающую шокирующую правду о внешне благополучной семье. Отец, как выясняется, насиловал своих детей, что довело одну из дочерей до самоубийства (ее портрет мы видим в глубине сцены), а сына до грани сумасшествия. Но если в фильме это как-то меняет мировоззрение присутствующих, то в спектакле становится поводом для череды смешных гэгов, поддерживаемых ведущим (Дмитрий Гурьянов): «дела семейные», «ну что ж, тогда продолжим…». На этом фоне Матиас Гелы Месхи предстает этаким новоевропейским Чацким, который оказывается не в силах мириться с поглотившим все и всех лицемерием. Остальным проще выставить его сумасшедшим.

Игорь Миркурбанов в образе Готфрида изящно проделывает то, что он уже реализовывал под руководством Константина Богомолова. Как и его Лорд в «Идеальном муже», и Федор Карамазов в «Карамазовых», Готфрид постепенно избавляется от метафизики сущностей. Он сбрасывает слой за слоем, пока к финалу не обнаруживает со всей яственностью истинную личину своего персонажа. Да, в самом начале обличение Матиаса дает нам характеристику Готфрида, но маска толерантности, борьбы за «новую Европу» и отстаивания «права человека быть тем, кем он хочет», падает постепенно. Почитатель Горация, Цицерона и Римской республики окончательно низводится до уровня мизантропа, поглощенного тотальной ненавистью к человечеству. «Черными обезьянами» окажутся не только представители Востока — любой отличный от Готфрида персонаж станет для него «пришлым», а значит, недочеловеком.

Интересно и тонко работает Юлия Хлынина. Несмотря на сюжетную канву — любовь молодых детей, принадлежащих к враждующим друг с другом семьям — она не превращает свою героиню в Джульетту. Ее Хелена не могла не перенять некоторые качества своего окружения: она немного цинична, ей также присущ снобизм, но ее чистая душа способна любить. Андрий Бульба, сыгранный Леонидом Тележинским, предстает как гармоничная и целостная натура, из-за своих жестких принципов лишенная противоречивости. Конфликта между долгом и чувством, невыносимости выбора между Родиной и любовью для него не существует — он не раздумывая дарит свою любовь и нежность заграничной невесте.

У Гоголя Запорожская Сечь — неотъемлемая часть православного мира. Сегодня же монолог Тараса в исполнении Алексея Верткова, в котором звучат такие слова, как «крупица русского чувства», «так любить, как русские люди, никто не может», «не найдется такой силы, которая пересилит русскую силу», уже звучит не как признание в любви к своему, родному, а как педалирование мысли: там, в условной Польше, «такие же люди, да не те».

Бульба Алексея Верткова — профессиональный бунтарь и организатор набегов на соседние поселения: кругом опасности, надо действовать на опережение. Повод для начала войны прост и незамысловат — а если «враг» первым нападет? При этом он искренне считает себя форпостом православия и борцом против нехристей. Руководствуется он прежде всего идейными соображениями: казаки стали слишком благосклонно относиться к польской стороне. Отсюда один шаг до фанатизма. Сечь выглядит не как лагерь беженцев: она скорее напоминает базу террористической группировки — полупустая хижина посреди пустыни, с грязными тряпками и мусорными мешками (или мешками для трупов?). Как и боевики, в своих операциях они используют технологии глобального мира: например, казнь евреев показывается в стриме с помощью смартфона. Речь Тараса с угрозой убить Хелену семья Клигенфорсов видит в новостях по телевидению. Выбор нового кошевого происходит следующим образом: атаманом становится тот, кто дольше остальных сможет смотреть на то, как топят в тазу ребенка.

Пожалуй, один из самых ярких образов спектакля — жена Тараса, которую играет Екатерина Варнава. Тревожная атмосфера наступающего апокалипсиса создается во многом благодаря именно ей. Описание битвы запорожцев с поляками под Дубно превращается в монолог жены Тараса, который она произносит незадолго до своей смерти. Несчастная женщина побитой собакой мечется по полю в надежде увидеть живых сыновей. Если держать в голове, что Гоголь подробности кровавой резни описывал в середине девятнадцатого века, активно педалировал тему народно-освободительного движения и не раз был обвинен в русофобии, то противоречия тут не возникает. Но в устах слабой, бесправной героини эти строки звучат особенно трагично. Сам образ жены-собаки, скулящей, никогда не знавшей ласки и доброго слова, — это очень точно найденное выражение угнетения и беспомощности.

Спектакль наполнен основными приметами времени: сегодняшний культурный код определен безошибочно — наплыв беженцев в развитые страны и невозможность их интеграции, псевдофеминизм, движение Black lives matter, новая коммуникация в условиях пандемии. Готфрид при первой встрече преклоняет колено перед Андрием, женихом своей дочери: его предки могли быть угнетателями его предков. Но это не тот случай, когда такие моменты расставляются в роли своего рода кликбейтов, способных «продать» спектакль любому зрителю — в конце концов, эти темы коснулись каждого. Молочников показывает, что в корне всех наших сегодняшних проблем лежат вечные, по сути, явления — идейный терроризм, ксенофобия, разжигание межнациональной розни.

Градус безысходности настолько высок, что все действие помещается в атмосферу конца времен. Дальше так продолжаться не может. Он сближает эти два взаимоисключающих мира так, что зритель задерживается где-то на границе их столкновения — за секунду до взрыва. Финал по-шекспировски полон трупов, убит Андрий, сошла с ума Хелена — единственные, которые были способны найти общий язык среди расколовшихся миров. И текст лейтмотивом звучащей песни — «любовь победит смерть» — повисает в воздухе вопросом.