Дон Кихот

Он прожил жизнь безумца. «“Дон Кихот” или САНЧО ПАНСА. Русский дневник» в Театре на Таганке

Автор: Нелли Когут

С «Дон Кихота» началась долгая и обширная история европейского романа. В этой истории много парадоксов. Это едкая сатира на произведения о рыцарях, самый популярный жанр средневековой литературы. И эта пародия, описание курьезных приключений нелепого неудачника-идальго, признана лучшим за всю историю человечества художественным романом, который, говорят, несет в себе всю мудрость жизни.

Еще при жизни Сервантеса книга выдержала несколько переизданий, была переведена на английский язык, а спустя девять лет после публикации первой части даже появился фанфик — предполагаемое продолжение от неизвестного автора.

Сжигая мосты, во второй части Сервантес использует самый надежный и верный способ попрощаться с героем — он позволяет ему умереть в постели от старости. И никто его уже не сможет воскресить, ведь это не битва, где могут быть выжившие, и не падение с обрыва, и даже не катаклизмы природной стихии, где всегда остается место чудесному спасению. Однако спустя четыре века Дон Кихот живее всех живых, и вот в спектакле Дениса Хусниярова он предстает в новом обличье.

Солнечная горная горячая Испания заменена драматургом Алексеем Житковским на холодную Россию. Как в романе, в спектакле нет сюжета — он также построен по принципу романа-путешествия, герои находятся в дороге. Исходная точка — та, где завершил историю Сервантес, а именно лежащий на смертном одре Дон Кихот. Только на этот раз дело происходит в ковидном госпитале и умирает идальго ламанчский не от старческой немощи, а от критического уровня сатурации.

Герои идут на новую миссию по призыву то ли призрака, то ли привидевшегося Дон Кихоту в болезненном бреду его далекого русского предка — белогвардейца, который еще при Франко боролся с коммунистами. И вот главный герой, теперь Князь Великое Торжество, и Сансо Панса, ныне казачий есаул Сашко, отправляются в Россию восстанавливать историческую справедливость. В чем она состоит и какими способами это следует делать, вопрос не стоит, главное — цель.  По стечению обстоятельств именно в это время страна охвачена футбольным болельщицким азартом, вызванным чемпионатом мира, на что намекает даже звонок к спектаклю: «Оле-оле-оле».

В постановке, помимо пандемии, много аллюзий на слишком или не слишком отдаленную во времени реальность, и, по сути, из этих аллюзий она и состоит. Это и зависающие терминалы в «Макдоналдсе», когда теряешь надежду получить заветный заказ, и автозаки, разъезжающие по российским улицам. В этом разгуле постмодернизма есть отсылки и к кино — вот герои на фоне красного Солнца на горизонте предстают «Неуловимыми мстителями», а текст-предисловие, вводящий в суть повествования, и переписка Санчо Пансы с его женой Терезой (Елена Оболенская) даются в виде узнаваемых по «Звездным войнам» титров.

По пути герои встречают русскую бабу Матрену Игоревну (Мария Рябкова), которая сначала простреливает, а потом делает Сашко операцию, спасают брошенную невесту Настю Вознесенскую (Евгения Стегний), которая в отчаянии роет себе на кладбище могилу, и попадают на ужин к маркизам-мафиози (Игорь Ларин, Юлия Стожарова). Есть смена локаций, а в каждом новом месте происходят важные события и ведутся пафосные диалоги. Однако если Сервантес с лихвой добавил в свое произведение тирады про любовь и коварство, то в тексте Житковского мы слышим речи о спасении России и — куда же испанцы без этого — о футболе.

И все же, по правде, создатели не так далеко ушли от первоисточника, что особенно подчеркнуто исполнением главной роли Василием Уриевским. Новый Дон Кихот — все тот же безумец, идущий против мнения толпы к своему идеалу. Санчо Панса, которого обаятельно играет Павел Комаров — прямая реакция на товарища-безумца, и в своем искреннем интересе к людям вокруг и физической реальности (недаром, что фермер и близок к «земле») он хоть как-то уравновешивает его.

Ключ к разгадке, какой он — Дон Кихот нашего времени, — можно считать и в художественном оформлении Александра Мохова и Марии Лукка. Темное таинственное пространство со сломанной плоскостью сцены, перепады которой иногда заливаются холодным лунным светом — это та самая пещера Монтесинос, из которой Дон Кихот не смог вернуться прежним. Что же там произошло? А то, что и со многими героями нашего времени: вместо мира, полного великанов, рыцарей и приключений, он, прозревая, оказывается в мире серой обыденности и непонимания. И непонятно, как бороться с этим врагом. Доблестный идальго сброшен в пропасть сомнения.

Один из самых трогательный моментов романа, и, наверное, самый красноречивый эпизод в мировой литературе, говорящий о могуществе иллюзии искусства — тот, где Дон Кихот смотрит представление театра кукол маэсе Педро. В праведном гневе, чтобы помочь героям, он начинает мечом наотмашь калечить и рассекать кукол. В спектакле Дениса Хусниярова одна из сцен как раз разыгрывается с помощью кукол. И только кукольному Дон Кихоту удается его подвиг: он останавливает полицейскую машину, бесстрашно борется со стражами порядка и дарит свободу конвоируемым, своеобразная отсылка к эпизоду освобождения галерников в романе. Дон Кихот XXI века все так же уверен, что ради свободы можно и должно рисковать жизнью. Только вот сделать это самостоятельно, без «кукольного аватара», он не может, хотя «в руках блестит винтовка и в глазах сверкает зверь».

Постановка эта, несмотря на россыпь остроумных шуток, в итоге берет курс на драму. Герои под давлением сюжетных обстоятельств вынуждены измениться, признать, что идеалы так и останутся идеалами и достичь их невозможно, а находятся они вообще в стенах психиатрической лечебницы. Житковский в финале совершает драматический поворот — и практически в одно мгновение, после разговора с дедом Хуаном и открывшейся правды о том, что никаких русских предков у Дон Кихота нет, заставляет Санчо Панса прийти в себя и признать безумием их невероятное путешествие. А заодно и то время, когда они считали себя странствующим рыцарями и на своем пути к свободе отчаянно шли не туда.

В этой трактовке сюжет о Дон Кихоте — о бессмысленности не только беспощадного русского бунта, но и человеческого бытия, где ты, будь хоть испанским крестьянином, хоть испанским аристократом, хоть русским футбольным болельщиком, обречен на суетность и бренность земной жизни перед лицом большой политики и истории. Ведь, как отметил еще испанский философ Унамуно, жертва на этом алтаре — собственный рассудок.