Горький. Опыт
О спектакле
Театрально-лабораторный проект, посвященный творчеству Максима Горького, состоит из двух частей. Первая отсылает зрителей к пьесе «Дети солнца», вторая – к «Чудакам». В центре спектакля – размышления об идеальном человеке, его противостоянии старому пониманию мироустройства и разрушении социальных связей.
Шесть персонажей в поисках Горького: «Горький. Опыт» в Электротеатре «Станиславский»
Текст: Нелли Когут
Фото: Александра Муравьева
В Электротеатре «Станиславский» новый спектакль – «Горький. Опыт», подробное и внимательное исследование человека, замаскированное под красивую, задумчивую и печальную постановку пьес «Дети Солнца» и «Чудаки» Максима Горького. Эта работа – продукт Лаборатории «Варвары» при Кафедре лабораторных исследований теории и техник театра под руководством Анатолия Васильева Московского Международного Университета. Павел Шумский отвечал за «Детей солнца», Михаил Милькис – за «Чудаков».
В основе спектакля лежит принцип сцены-арены, где в начале актеры, расположившись друг напротив друга на ровных рядах стульев, буквально «из пустоты» начинают создавать драматическое действие. На сцене: Иван Котик, Стася Негинская, Александра Милькис, Денис Прутов, Дарья Далия, Павел Шумский, Екатерина Андреева, Мария Беляева, Ирина Соболева, Глеб Пирятинский, Антон Лукин, Михаил Милькис (по шесть актеров на каждую пьесу).
Как лабораторный проект «Горький. Опыт» представляет собой этюдную работу, где главным связующим материалом становится не режиссерская работа, четко выстроенная постановочная концепция, а игра, импровизация – первоначало театра, которое вместе с тем проявляет себя как инструмент исследования и обобщения. Все актеры знают все роли, и кто, в какой момент, каким образом включится в действие – определяет творческий поток, настрой, атмосфера в зале. Исследуется и обобщается здесь сама человеческая природа – задача не из простых, но как раз театром решаемых. Homo ludens («Человек играющий»), как отмечено великим нидерландским культурологом Йоханом Хейзингой, именно в игре находит свою максимальную свободу. Социальная заостренность пьес Горького здесь не имеет значения, уходит на второй план и сюжет, разве что остаются характеры и отдельные ситуации, существующие уже вне контекста пьесы.
Высший пилотаж, когда работы режиссера не видно, а актеры могут существовать свободно и естественно, при этом держать внимание зрителей и сохранять всю конструкцию зрелища, чтобы она не рассыпалась на части. Собственно конструкция создаваемого мира и выстраивается, как из кирпичиков, из индивидуальностей самих артистов, которым внешне ничего не навязывается. Не имеет значения, как именно актеры перемещаются в пространстве сцены, где они находятся, какие мизансцены выстраиваются. Как кажется, так и выглядит чистый, долитературный театр. Зрители, как случайные свидетели, как бы подсматривают за артистами, которые нащупывают свои образы, существуют на грани, то погружаясь в материал, то давая импровизированные комментарии «со стороны» и фиксируя какие-то скрытые проявления личности, высвечиваемые через горьковские ситуации.
К слову, и пьесы у Горького для этого проекта отобраны особые, близкие к чеховской стилистике с ее внутренним сюжетом. Зрители попадают в мир скучающей интеллигенции, предающейся пустым мечтаниям и пространным размышлениям о будущем. Герои – это замкнутый на себе и оторванный от народа и собственной семьи ученый, писатель, в котором есть дар словом преображать реальность, тем самым избегая ее, его жена, которая закрывает глаза на его измены. Так или иначе, каждый из них находит свой путь для эскапизма. И «дети солнца», и «чудаки» живут в своем вымышленном мире, но как же интересно наблюдать, как, что называется в режиме реального времени, отходя от текста, персонажи (тут прямо по Пиранделло – в поисках автора) нащупывают способы коммуникации и связи с окружающей реальностью.
Можно сказать, что спектакль строится на разрыве не только с горьковской, но вообще любой нарративной традицией. Описание некоего множества взаимосвязанных событий уступает месту исследования сквозь призму горьковских персонажей современного человека, который также терзаем мучительным вопросом, зачем он существует, но продолжает мужественно двигаться вперед. Нарратив растворяется в потоке поведения персонажей. Структурной опорой становятся диалоги, во многих из которых часто незапланированно, но не случайно выстраиваются точки сборки спектакля: так, например, внезапно возникают фразы из «Книги Джунглей» («мы с тобой одной крови, ты и я», обращенная к чахоточному Васе), исполняемая под гитару песня Сергея Бабкина «Забери меня к себе», актеры прямым текстом говорят: «это сейчас мои слова, мои слова не чужие». Опять же, пиранделловское смешение лиц и масок, жизнь в игре, вырвавшиеся из оков пьесы реальные люди.
Но, кроме того, этот путь, система отказов от многих инструментов привычного конвенционального театра вдыхает в действие новую жизнь и много юмора. Казалось бы, покашливание в зрительном зале, уход зрителей во время спектакля (нет, спектакль вовсе не скучный, но пять часов интенсивного действия могут оказаться непростым театральным опытом даже для искушенного зрителя) или простой реквизит в виде корзины с цветами становится предметом для целого комического этюда и поводом для смеха.
Иногда и зрители могут испытать себя в предлагаемой игре: от лица зала «подсадной уткой» выступает актер Павел Кравец, выражающий как бы общее мнение, что зритель, мол, уже давно запутался и потерялся в пространных философских рассуждениях горьковских интеллигентов. За этим давно испытанным приемом стоит важная функция – еще больше стереть границу между реальностью и сценой.
При этом, все, что было заложено Горьким во взаимоотношениях героев, зафиксированное им мировосприятие человека начала ХХ века, времени тектонических сдвигов и глобальных перемен, было открыто в спектакле и удивительным образом совпало с сегодняшними настроениями. Режиссер и артисты – хотя тут в принципе невозможно обозначить такую иерархию – через такой размытый способ игры, не привязанный к обстоятельствам пьесы, разгадывают внебытовую и внеидеологическую составляющую текстов Горького, где в центре – экзистенциальная напряженность существования человека.