Остров рабов

«Остров рабов»: Краткий курс гуманности

Автор рецензии: Нелли Когут

«Остров рабов» — ранняя пьеса Пьера де Мариво, одного из лидеров эпохи Просвещения во Франции, которая демонстрирует все сильные стороны драматурга. Потерпев кораблекрушение, представители знати Ипикрат и Эфрозина и их рабы Арлекин и Клеантис попадают на остров бывших рабов, где вынуждены поменяться ролями. Хозяева не восстановят свое прежнее положение до тех пор, пока не пройдут процесс перевоспитания. Властитель этой островной республики Тривелин утверждает главную мораль этой поучительной ролевой игры: разница в социальном положении — это испытание, которое посылают нам боги.

Если песчаный пляж острова — пространство первозданной естественной природы – у Мариво призван составить контраст неестественным социальным и психологическим искажениям, которыми живет общество, то в спектакле Аси Князевой место действия подчеркнуто театрально. Сцена представляет собой дощатый пирс, по обеим сторонам которого «плещется» лазурно-бирюзовое тканевое море. Поддуваемая ветром, материя периодически приходит в движение, передавая легкое волнение на воде. На берегу разбросаны мешки с кофе и углем, дополняющие антураж старого портового города.

В самом начале спектакля Александр Синюков-Тривелин на глазах у зрителей начинает перевоплощение в своего персонажа: надевает костюм, лежавший все это время на швартовочном столбе, берет в руки посох и обращается прямиком в зал: «Третий звонок был? Еще нет? Ну, ждем!». Тривелин — одновременно обаятельный и пугающий герой, умелый церемониймейстер, осознающий силу своей власти. По его команде звуки и свет странного острова ревут и исчезают; люди тоже двигаются по его воле, что подчеркивает присутствие внеземных сил в действии.

Александр Синюков первым ломает границу между сценой и залом и задает тот непосредственный, интерактивный стиль взаимодействия со зрителем, который не может не напомнить легендарный спектакль «Принцесса Турандот» Евгения Вахтангова. В вахтанговской постановке расчески, зеркала, полотенца становились инструментом создания театрального чуда. Важно, что праздник и сценическое волшебство творились прямо здесь и сейчас, и это делало каждый спектакль событием уникальным.

В постановке Аси Князевой веревка становится змеей, а конский хлыст — мечом для сражений. «Рабская халтура», — иронично отмечает один из героев. Но, как и во фьябе Гоцци, мы можем увидеть сам процесс рождения театра, создания магии игры из энергии в воздухе и подручных средств.

На первый взгляд перед нами, конечно, персонажи народного итальянского театра масок — комедии дель арте. Тонкость заключается в том, что они переосмыслены сквозь призму не только эпохи Просвещения, но и современности. Несмотря на причудливую структуру и фантастическую завязку пьесы, за витиеватостью ее формы скрываются простой сюжет и правдивое изображение жизни.

Одной из особенностей творчества Мариво можно назвать то, что его тексты практически полностью состоят из нюансов. Производя над героями условный эксперимент, сам он выступает в качестве наблюдателя, подмечая разнообразные детали их поведения.

Спектакль ярко показывает, как мариводаж принимает поистине универсальное значение: marivaudage — названный по фамилии Пьера Мариво прециозный стиль VII века, отличающийся галантностью и изысканностью. Внешняя манера изъясняться и действовать, здесь неразрывно связана с идеей. Идея сама формирует речь и способ себя держать. Детали людских характеров, выхваченные мимолетным, но точным взглядом, требуют изощренных оборотов и утонченных выражений. Формулировки вроде «мой дорогой Арлекин, после того, что я только что услышал, пусть небеса когда-нибудь позволят мне с радостью показать тебе чувства, которые ты внушил мне!», с одной стороны, говорят о раскаянии Ификрата — но уточнение «когда-нибудь» кажется лишь скудной гарантией перемен. А протест Арлекина «у меня не хватит смелости быть счастливым за ваш счет» говорит не только об отношениях слуга-господин: в них разоблачается принцип, на котором держится общечеловеческая общность.

Вначале в шутку, а затем и со всей серьезностью, Арлекин рассказывает своему хозяину простые истины вроде той, что слово раб — жаргон Афин и теперь находится под запретом. Тоже самое происходит и с героинями. За исключением того, что Клеантис предстает более злопамятной.

Настоящая изюминка спектакля — возможность наблюдать за тем, как аристократы проникаются сочувствием к слугам и избавляются от заносчивости, а Арлекин и Клеантис вынуждены побороть в себе обиду и злорадство. Клантис в исполнении Екатерины Кудинской в своей пародии на избалованную мадам показывает отнюдь не удовольствие от обладания властью над другим человеком, как можно было бы ожидать, – ее искренне возмущают притворство и наигранность. В ней звучит обида долгое время унижаемого человека, пытающегося сохранить свое достоинство.

Ипикрат и Эфрозина должны выслушать, как их описывают бывшие слуги — в этом и заключается процесс перевоспитания. Направленную на них критику они должны принять целиком и полностью, иначе покинуть остров они не смогут. Евгений Капустин и Мария Беляева создали на сцене отдельный яркий дуэт внутри квартета. Страдания господ вызваны вовсе не вынужденным подчинением, а их полной растерянностью от осознания своей зависимости от слуг. Боль, которую испытывают тонкий, ранимый Ипикрат и гордая красавица Эфрозина — это боль уязвленного самолюбия. Есть ли в этих персонажах двойное дно? Кажется, что да. По крайней мере оба бескомпромиссно провозглашают, что они должны покинуть остров любой ценой.

Тем временем слуги в своей игре идут до предела, настолько, что решают воспользоваться случаем и разрушить сословную иерархию также и в любовных отношениях: Арлекин направляет все силы, чтобы соблазнить Эфрозину, Ипикрату приказано ухаживать за Клеантис.

Арлекин-Михаил Соколов менее жесток в своем нападении на хозяина, чем его подруга. К тому же именно подавленность Эфрозины («У меня и так много несчастий, не добавляй к нему еще одного», — молит она), как и долгое ее уничижение со стороны Клеантис, заставляют Арлекина прозреть. Любой может стать жестоким, если пренебрегать человечностью. При подробной пластической проработке роли, укорененности персонажа в его физической природе, кажется, что актер исследует, как прожитый его героем опыт несвободы и свободы формирует характер человека.

Под этим натиском бывшие хозяева признают все свои прошлые ошибки: они помилованы. Однако остается вопрос: будут ли все вести себя по-другому в будущем? Мариво не показывает нам господ, обслуживающих слуг. Вместо этого бывшие невольники счастливо возвращаются с ними на большую землю с робкой надеждой на то, что их рабство будет немного мягче.

Остров рабов — это социальная фантазия, в которой все равны и никто не угнетаем другим. Но может ли это осуществиться? Перевоспитание строится на смене ролей, но с сохранением той же общественной иерархией — просто вместо одних выступили другие. Классовое сознание так и продолжает лежать в основе социума, а эгалитаризм остается одним из нереализованных мифов современности.

Через причудливое зеркало утопии, отражающее современное состояние общества, спектакль наводит зрителя на универсальные размышления о социальном мире и равновесии.