Саломея

Под звездами в грязи. «Саломея» в театре им. Вахтангова

Автор: Илья Голубев

Странный мистический текст «Саломеи» Оскара Уайльда с высокопарными пафосными репликами прекрасен в литературе. Как его сделать таким же на подмостках? Эта пьеса — вызов любому режиссеру, и в театре им. Евг. Вахтангова свою версию представила Гульназ Балпеисова.

Зажигается свет, и перед «волшебной горой», над которой светят три луны, выходят стражники (Евгений Кравченко, Алексей Петров). Они явно увлекаются классической английской литературой, потому что сразу начинают цитировать Оскара Уайльда. Рядом с ними внимает мудрости англизированный Нубиец (Елизавета Палкина) в воротнике раф. Перед основным действием режиссер создает атмосферу эстетизма, тем самым уводя свой спектакль от необходимости в полной мере следовать историческому контексту. Таковы правила игры — сейчас мы не просто расскажем вам историю, но сделаем это изящно и стильно.

Режиссер предлагает своим артистам существовать в особой речевой манере, при которой ударение ставится на каждое слово. В контексте пьесы решение становится абсолютно верным, ведь такую красоту нужно смаковать. Некоторые исполнители даже пропевают слова, из-за чего их реплики смотрятся особенно эффектно.

Гульназ Балпеисова смогла создать актерский ансамбль, где каждый является шестеренкой в двигателе спектакля, благодаря чему действие не проседает даже в эпизодах с многоэтажными эпитетами. Здесь все на своих местах — никого нельзя вырезать, независимо от важности роли. В этом главное преимущество постановки в театре Вахтангова. Стоит также отметить рельефные бицепсы Марии Бердинских — в момент первого оголения рук Саломеей кажется, что если Ирод сейчас же не отдаст ей голову Иоканаана (Денис Бондаренко), то она пойдет и оторвет ее самостоятельно.

Основная интрига спектакля — как поставят танец семи покрывал, за который царь готов платить исполнением желания. В «Саломее», с одной стороны, все по канону, с другой — найдено свое ноухау. Здесь действительно танцуют покрывала, под мощными вентиляторами шелк взмывает в воздух и извивается вокруг принцессы, пока свита направляет движение ткани, а Саломея кружится, разматывая покрывала. Только вот после такого танца встает вопрос — а не дорого ли заплатит Ирод? Здесь не хватало страсти и чувственности, а ведь царя должны буквально околдовать, чтобы он потерял разум от увиденного. Замысел действительно изящен, но разум от танца все же не потерять.

В моменты, когда начинаются исступленные танцы под необычную музыку, особенно цепляет самоотдача Максима Севриновского, исполняющего роль Ирода. Движения раскрывают его самоощущение и одержимость Саломеей, а также дают пространный взгляд на внутренний мир Ирода. Только вот в таком случае появляется проблема сочетаемости энергичной и мистической атмосфер. И хотя виден осознанный подход режиссера, а мысль каждого подобного момента понятна, танцы не похожи на религиозное действие. В конструкте «общее действие — связки» что-то одно кажется инородным.

Как следствие, скрытую ритуальность текста спектакль не схватывает. «Саломея» Гульназ Балпеисовой — история о тяге человека к неземной красоте. Основная идея пьесы понята и донесена до зрителя вполне доходчиво, актеры уверенно говорят сложные реплики, за ними интересно следить, а музыка с танцами привносят энергию и разбавляют пафос.

Чего спектаклю однозначно не хватает, так это более глубокого погружения в смыслы текста Уайльда. История строится на христианском мифе, и человек здесь действует под влиянием мировоззрения, которое вступают в противодействие с идеями других персонажей. Уайльд исследует поиск высшей истины. Не просто так по бокам Ирода стоят абсолютная святость (Иоканаан) и абсолютная чувственность (Саломея) — причем не в категориях «хорошее-плохое», ведь за пророка Ирод готов отдать все свое мирское богатство, а Саломею он убивает не задумываясь. Однако спектакль концентрируется исключительно на человеческих отношениях, что существенно отличает его от замысла драматурга.