Саша, привет!
- Режиссер/Постановщик
- Марат Гацалов
О спектакле
Спектакль по роману-антиутопии Дмитрия Данилова, рассказывающий историю человека, который оступился в псевдодоброжелательном, а на самом деле агрессивном мире.
Приглашение на казнь. «Саша, привет» в Театре Наций
Автор: Нелли Когут
Филолог Сергей Фролов приговорен к смертной казни за связь с 20-летней студенткой Илоной. В обществе будущего, где разворачивается действие пьесы Дмитрия Данилова («Сережа очень тупой», «Человек из Подольска», популярная в пандемию «Выбрать троих»), по которой поставлен спектакль в Театре Наций, девушка еще не достигла совершеннолетия, и подобное преступление карается высшей мерой наказания.
В недалеком российском будущем это похоже на заключение взаимовыгодного договора: пройдите, распишитесь, ожидайте. Профессора заключают в специализированный комбинат, напоминающий европейскую гостиницу с комфортными условиями проживания с интернет-доставкой и доступом к социальным сетям. Даже лекции студентам он читает из камеры по Zoom. Однако, есть одно условие – раз в день заключенный должен проходить по обозначенному маршруту, находясь таким образом в поле досягаемости автоматического пулемета, который висит сверху. Когда состоится казнь, знает только Саша – тот самый особым образом запрограммированный автомат, совершающий роковой выстрел в неизвестный даже для осужденного момент. Ожидание может растянуться на сутки или на десятилетия. Однажды он выстрелит.
Жена профессора Светлана плавно погружается в депрессию, а молодая возлюбленная дает показания и пытается убедить суд, что все было по обоюдному согласию. Только это не имеет никакого значения, когда винтики в механизме бездушного цифровизованного государства будущего запущены и делают свое дело.
В тот или иной период истории смертная казнь применялась почти на всем земном шаре, но очевидна тенденция, что исполнение смертных приговоров уходит в прошлое. В 2003 году по инициативе Всемирной коалиции по запрету смертной казни учрежден Всемирный день против смертной казни как бесчеловечной и жестокой практики. Он проводится ежегодно 10 октября.
В 108 странах мира высшая мера наказания отменена на законодательном уровне. За 88% от всех известных казней ответственны всего лишь четыре страны – Иран, Египет, Ирак и Саудовская Аравия. Генсек Amnesty International Аньес Калламар в апреле 2021 года заявила о рекордном падении числа казней за последние десять лет.
«Саша, привет» в своей изначальной форме – роман (обладатель премии «Книга года – 2022»), но спектакль Марата Гацалова основан на специально созданной для театра версии, заметно отличающейся от первоисточника. В своем спектакле Гацалов следует киношной, сценарной поэтике текста Данилова, нащупывая наилучшую форму для выражения своей мысли. Он укладывает развернутую метафору о переживаемом человеком экзистенциальном кризисе в полупустую комнату, поперек которой скотчем отмечена черная линия – по ней осужденный должен совершать свою прогулку перед расстрелом, по сути это и есть зримое выражение границы между жизнью и смертью.
Сам текст не предполагает однозначной трактовки, оставляя зрителю свободу для размышлений на самых разных уровнях: от соответствия наказания степени общественной опасности преступления до влияния установленных социальных механизмов на личностные отношения между людьми. Здесь во всем, даже в незначительных деталях, прослеживается этот опьяняющий и отравляющий дух «новой этики». И возраст совершеннолетия завышен до самой высокой из существующих на данный момент отметок, и условия содержания заключенных такие, какие встречаются разве что в прогрессивных норвежских тюрьмах. Но именно это благостное стремление к преодолению неравенства и дискриминации в итоге приводит к тому, что человек оказывается под ледяным и бесстрастным прицелом автомата. Все взяты на мушку. Малейших промах фатален. Режим Общей Гуманизации привел к еще большей тирании. Самые опасные преступления в этом новом дивном мире – преступления, совершенные против нравственности. Здесь все автоматизировано, вплоть до судебной системы, и контролю подвергаются абсолютно все аспекты жизни людей.
Марат Гацалов: Есть некий тектонический разлом, который произошел между двумя людьми, которые строили свой очень сложный мир со множеством нюансов. Это особенные герои – мы видим интеллигенцию, это филологи, много внимания уделяющие слову. И произошла какая-то катастрофа в жизни – эта катастрофа все наращивалась. Они борются прежде всего вообще за какое-то понимание, как им жить дальше. Вообще, возможно ли постоянно находиться в состоянии страха?
Игорь Гордин, исполняющий главную роль, передает состояние человека, зависшего между жизнью и смертью. Профессия героя – штатный преподаватель Московского государственного университета современного искусства и культуры, специалист по русской литературе Серебряного века – конечно, не случайна. Fin de siècle, конец века, время расцвета и гибели духовной культуры, поиск контакта индивидуального с коллективным, нематериальным и вечным. Этот герой хоть и бесконечно рефлексирующий, но оказывается способен на сопротивление. Исходя из истории русской литературы, он знает, что значит переживать опыт катастрофы, и потому свободен от иллюзий. Впрочем, никто из трех главных героев не пытается рационализировать безумие, смиряться с существующим положением вещей.
Игорь Гордин: Так получилось, что мы выделили любовную линию. В романе она не основная. Потому что любовь – это самое главное в жизни, она нас всех спасет. Это придуманная история, ее нет в романе: она перелезла через забор, чтобы встретиться со своим любимым мужем. Нам захотелось, чтобы после изначального разрыва они в финале соединились.
Пусть этот бунт поначалу не такой действенный, как и у Светы, жены главного героя. Наталия Вдовина играет интеллигентную, увлеченную натуру. Предмет ее профессиональных интересов – поэзия ОБЭРИУТов, Хармса и Введенского, то есть, как и у мужа, те же двадцатые. Одна из самых смешных сцен спектакля – встреча Светы с персонажем Виталием (Артем Тульчинский), бездарным писателем в гавайской рубашке, который публикует свои тексты на Ridero. И тут Света не жалеет иронии по поводу его невозможных оборотов про красноватые всполохи неба, отражающиеся на глади воды.
Наталия Вдовина: Сначала ты воспринимаешь это действительно как какую-то антиутопию, а потом вдруг что-то случается в этой жизни с нами, что ты попадаешь в это пространство, которое становится очень реальным. Светлана, потерянная, переосмысляющая эту жизнь, пытается быть в этой ситуации адекватной. Ей как-то не удавалось поговорить с любимым человеком о том, для чего мы живем. Мы все думаем, что завтра будет, послезавтра будет и послепослезавтра будет – оказывается нет, все может прекратиться в один из прекрасных для этого дней, как бы это ни звучало. Она эгоистична по-своему, все равно выясняет отношения, несмотря на ситуацию, в которой находится ее муж. Это мне в ней очень нравится, это говорит о ее каком-то несовершенстве. Мы все заложники своего характера и обстоятельств.
Другое дело – начальник комбината (второе увлекательное перевоплощение Артема Тульчинского в этом спектакле). Человек системы: обаятельное, обходительное, даже всячески проявляющее заботу человеческое воплощение тотального государственного контроля.
Так или иначе, напряженность внутри героев растет, стремление сохранить человеческое достоинство побеждает: от отрицания, гнева, торга, депрессии до, нет, не принятия – до людей, в прямом смысле показывающих «фак» системе.
Если принять то, что та встроенность в современную повестку при более глубоком погружении в драматическую коллизию легко отшелушивается, то перед нами возникает настоящая экзистенциалистская драма. Даже более, чем антиутопия, как можно подумать на первый взгляд. Конечно, родство с жесткой социальной критикой Оруэлла, Бредбери, Хаксли очевидно, но этим далеко не ограничивается.
Художник Николай Симонов выстроил лаконичное черно-белое пространство, с развешанными вдоль стен мишенями и оставленной кем-то по периметру обувью. Что такое этот расстрельный комбинат, как не ближайшая аллегория жизни? Каждый без спроса заброшен в это полное тревоги пространство, и никто не знает, сколько это продлится. Впрочем, один из главных экзистенциалистов Жан-Поль Сартр сказал: «Экзистенциализм — это гуманизм». Это гуманизм, потому что даже в этой жестокой заброшенности Фролов сам решает свою судьбу, не отстраняясь от внешнего мира, погружаясь внутрь себя, а в поиске цели вовне. Даже будучи «мертвым» в своей жизни, он находит силы для сострадания и жене, и юной девушке Илоне, ставшей жертвой этой ситуации.
Жертвой ситуации, но не Фролова. Илоне (ее играет Вера Макаренко) неприемлема мысль, что между ней и Сергеем что-то могло быть без ее согласия. Судом установлено, что преступление произошло «на добровольной основе, без применения насилия, с согласия потерпевшей».
Присутствие в спектакле музыкального ансамбля N’Caged придает происходящему оттенок трагедии. В белых одеждах, с безупречными голосами и песнями, исполняемыми а капелла, они выступают в роли некоего античного хора.
Дмитрий Данилов: В этом спектакле создана ровно та атмосфера, которая я бы сам хотел, чтобы была. Мне нравится, что они [песни] двоякие. С одной стороны, в них можно вслушаться и оценить эту прекрасную поэзию – это песни на стихи прекрасного поэта Константина Стешика. А можно в музыкальную часть и не вслушиваться. Спектакль получился в большей мере историей про любовь. В книге эта тема гораздо меньше звучит.
Один из режиссерских приемов – наблюдение, фиксация. Как Саша, зрители становятся регистраторами всех перемещений персонажей и предметов в пространстве, иногда банальных, неинтересных, а иногда парадоксальных действий. Навстречу залу, пересекая сцену, с характерным звуком движется мишень, начальник комбината встречает Сергея, лежа на полу лицом вниз. Даже разговор Сергея с Дарьей (ее также играет Вера Макаренко), волонтером-социологом, исследующей психологию приговоренных к смертной казни, выглядит максимально неестественно с явно заранее подготовленными репликами и происходит по выверенному, предписанному плану. Такое остранение (придание эффекта странности) зрительских впечатлений заставляет испытывать чувство тревоги. И самые обычные вещи, и сама реальность, словно вывернутая наизнанку, наполнилась иными, незнакомыми смыслами.