Спектакль «Дыры»
О спектакле
Спектакль «Дыры» — философская комедия о трудовых буднях человека, ощутившего себя частью безграничной Вселенной. Две продавщицы, пребывая одновременно в моменте и в потоке, считают овощи на рынке. Овощи как и звезды не поддаются счету. Вспыхивают белые карлики, гаснут черные дыры. Человеческая жизнь то приближается, то удаляется, успевая наполнить холодное космическое пространство своим теплом.
Космос внутри нас: «Дыры» Мастерской Дмитрия Брусникина в Театре «Практика»
Автор: Нелли Когут
В театре «Практика» Мастерская Дмитрия Брусникина выпустила спектакль «Дыры» – увлекательное и эффектное путешествие от рыночного прилавка вглубь безграничной Вселенной.
Режиссер Алексей Мартынов и драматург Лидия Голованова адаптируют «бытовую» матрицу повседневности к постмодернистской концепции абсурда и деконструкции. Этот прием был опробован многими авторами, а до совершенства его довел ирландский драматург Сэмюэл Беккет.
Главные герои пьесы – две продавщицы. Одну из них зовут Лена, она носит аккуратный бордовый фартук и заплетенные в тугие косы волосы. Имя второй, в рабочей теплой бесформенной куртке, мы так и не узнаем. Их играют замечательные актрисы Анжелика Катышева и Анастасия Лебедева. Ироничное начало сулит чуть ли не изысканную сатиру: девушки подсчитывают и пересчитывают выручку, но каждый раз выходит неизменные «две пятьсот». С перцем, с помидорами, с огурцами – «две пятьсот». Но окружающее пространство, выстроенное художником Ильей Пашниным, очевидно намекает на другое: ничего житейского и будничного в этой ситуации нет, вокруг точки по продаже овощей раскинулся мрак космоса, забор, торчащие из пола столбы, а за обыденно-прозаическими диалогами – грусть-тоска.
Природа конфликта – первый, но отнюдь не последний жанровый вопрос, которым «Дыры» предлагают задаться зрителю. В одноактной пьесе, лишенной внешнего действия (ведь правда, нельзя же таковым считать подсчет проданных укропа и редиса), – всего два персонажа. Как и беккетовские герои Владимир и Эстрагон, наши продавщицы, одинокие и беспомощные, каждый день приходят в условленное место в отчаянии от перспективы и дальше влачить жалкое существование, и каждый раз уходят ни с чем. При этом некоторые рефрены из «Годо» воспроизводятся в «Дырах» практически дословно, например, когда героини ставят ситуацию под сомнение: «Значит завтра тоже? 1: Завтра тоже. То же самое. Две пятьсот. 2: Так, а если мы не придем. 1: Нет, ну как, придем 2: А зачем? Все равно будет две пятьсот» (у Беккета: «А что если нам это бросить? (Пауза.) А что если нам это бросить?»).
Но если в «В ожидании Годо» главный мотив – это и есть то самое ожидание, надежда на некоего господина Годо, который должен разрешить их проблемы, то в тексте Головановой самосознание героинь проявлено более отчетливо. Если и есть тут беккетовское переживание экзистенциальных проблем, то помноженное на современное мироощущение с его тенденциями к самоактуализации личности и беспрерывным самоанализом. Разговоры об овощах плавно перетекают в рассуждения о звездах и галактиках. Героини ищут свое место в бесконечном и холодном космосе. Размышления о белых карликах и красных гигантах, черных и белых дырах приводят их к выводу, что человек «очень маленький в этой вселенной» и все, что он может – это лишь наблюдать, сделать телескоп и станцию, а дальше – не его сфера влияния. В Годо есть что-то от античной власти рока, воплощенной в «закадровом герое», в пьесе Головановой уже более отчетливо слышится тема авторства человека собственной жизни.
Это прослеживается даже на уровне ремарок: что интересно, они даются в пьесе в качестве комментария от лица автора, который напрямую, не через героев, устанавливает контакт со своим зрителем. На сцене это превращается в смешные текстовые «послания» от автора, показываемые на экране и вскрывающие внутреннюю кухню драматурга: здесь диалоги можно «сделать менее бытовыми, допустим», здесь «не чистый вербатим, а псевдодок», а здесь замечание, что без любовной линии пьеса не так хороша для постановки.
Очень минималистичный по форме спектакль строится на сочетании нанизанных на текст разных нарративов, созданных художником, хореографом и композитором. Благодаря погружению в полумрак, разрываемый местами лучами теплого света от софитов, присутствует ощущение беспространственности и безвременья. Мы не знаем, как долго продавщицы ведут свой диалог. Учитывая, что вставные сюжеты о картошке, собаке и учительнице английского повторяются многократно, похоже, что проделывают они это каждый раз. И мы не знаем точно, где это происходит – вокруг по сцене лишь разложены разные геометрические фигуры как выражение чистого пространства и некой идеальной (перво)формы. В финале героини уходят в белое-белое яркое свечение, то есть форма исчезает вовсе, растворяясь в потоке чистой энергии. К нечеловеческим, каким-то универсальным природным перводействиям и перводвижениям отсылает также хореография Александра Шуйского. Музыку к спектаклю сочинил инди-музыкант Евгений Горбунов – сооснователь рок-группы «ГШ» и электронного дуэта Interchain (в прошлом — Stoned Boys), благодаря которому можно услышать, как художественно и напряженно-плотно «звучит » космос.
Одно из главных достоинств пьесы Головановой, что и показывает наглядно постановка в театре «Практика» – это то, что, в отличие от многих пьес абсурдистов, она хоть также деконструирует драматическую форму, но не делает ее сложной для постановки. Изысканные словесные и композиционные приемы очень хорошо сочетаются с классической театральной коробкой, не стремятся разрушить ее. Откровенно говоря, ее можно поставить и вовсе с двумя стульями, и это уже будет интересно. Но в этот раз нам представили яркий, захватывающий, ирреальный мир, который, хоть и обречен на бесконечный повтор и движение по кругу, все же дает надежду на выход в чистую сингулярность, с которой, как известно, идет новый отсчет мироздания.