«У меня была такая жажда!» Интервью с Николаем Расторгуевым
Лауреат премии ФСБ Николай Расторгуев вырос в городе Лыткарине, в 25 километрах от Москвы. С детства крепко подсел на Beatles. В 17 посмотрел на закрытом показе в «Иллюзионе» фильм о ливерпульском квартете «Hard Day’s Night», после чего, опоздав на последнюю электричку, абсолютно счастливый, вместе с другом шел под ноябрьским дождем домой пешком, а вскоре вместе с группой «Лыткари» выступал на тамошних дискотеках. Впереди у него было много интересного.
После «Лыткарей» вы попали в «Шестеро молодых» — профессиональный филармонический коллектив, игравший на танцах в Парке Горького. Как это произошло?
Мы чему-то пытались научиться у Beatles, и, поскольку в те времена лучшим учителем был магнитофон, мы старательно выполняли все его задания, снимая Beatles просто в копейку. И мы чему-то научились. Поэтому в 1978 году меня взяли в профессиональный коллектив.
Вы играли на чем-то?
Нет, я только пел.
А почему, кстати, Beatles, а не Rolling Stones?
Мелодика, неимоверный композиторский талант Леннона и Маккартни… Beatles — это уникальнейшее явление. А Rolling Stones —
Вы как-то назвали «Шестеро молодых» группой второго эшелона. А ведь там помимо вас были Валерий Кипелов и Александр Кальянов. Кроме того, известны записи, где группа играет с Владимиром Высоцким.
Это еще до меня. Понимаете, группы первого эшелона — это те, кто записывался на «Мелодии», кого показывали по телевизору и так далее. А это — ансамбль второго эшелона, который в итоге оказался в первом, потому что произошел раскол в «Шестеро молодых» и часть группы перешла в «Лейся, песня».
Насколько известно, с вашим приходом ансамбль «Лейся, песня» пережил рост популярности.
Да, это был последний подъем группы и длился он до 1985 года, когда начались гонения на вокально-инструментальные ансамбли.
То есть были проблемы с цензурой?
Мы пытались играть рок-н-ролл и привнести в выступление элементы шоу. Официальным лицам из Управления культуры это все очень не нравилось: «Это тлетворное влияние Запада!„ И все закончилось, когда разогнали огромное количество коллективов.
А правда, что единственные зарубежные гастроли „Лейся, песня“ были в Афганистане?
Правда. 1983 год. Разгар, собственно, войны.
Расскажите.
А что вы знали тогда про эту войну?
То же, что и все: наш ограниченный контингент войск помогает лидеру Народно-демократической партии Афганистана Бабраку Кармалю. Мы приехали в Кабул, поселились в гостинице, сразу приехали советники, они же кагэбэшники, в первый же вечер выпили всю водку, которую мы с собой привезли, и начались гастроли. Первый концерт был в палатах кабульского госпиталя. Там было очень трудно находиться психологически. Я же никогда не был на войне, не был там, где раненые. Молодые ребята, младше меня, без ног, без рук…
Было страшно или больно?
(Очень жестко.) Больно.
„Лейся, песня“ разогнали, вы пришли в „Здравствуй, песня“. Какой у вас был интерес к этому ансамблю?
Мне нужна была работа. После моего недолгого пребывания в „Рондо“, где тоже не было денег и ничего не получалось, я пришел на прослушивание в „Здравствуй, песня“, где и познакомился с Игорем Матвиенко (будущий продюсер „Любэ“ и „Иванушек International“ играл в ВИА на клавишных.- Прим.Time Out).
А что пели на прослушивании?
Песни Игоря — „Я тебя недолюбил“… Штук пять. Скрепя сердце меня взяли. Я настоял. Они в этот день уезжали на гастроли: дескать, приедем, посмотрим. Я говорю: ни х…ра, давайте сейчас, я с вами сегодня вечером сажусь в поезд и еду! И поехал.
Это хорошо, что вы настояли. А вот тогда, в 80-е, тоже был шоу-бизнес?
Нет, не было.
А что было?
Филармоническая работа коллективов, участники которых получали по ставкам какие-то мизерные деньги, притом что та же „Лейся, песня“ собирала аншлаги.
Давайте по-другому вопрос поставим. Когда талантливому человеку было проще попасть на сцену — тогда или сейчас?
Попасть на сцену — это еще ничего не решало.
Хорошо, попасть на сцену и сделать карьеру.
Какую карьеру?! Это единицам удавалось.
Когда было жестче? Тогда или сейчас?
(С нажимом.) Жестче? Ну конечно тогда. Худсоветы вот эти так называемые. Доходило до маразма. Во время польских событий (революция „Солидарности“, 1979-1980 гг.- Прим. Time Out) мы записывали на „Мелодии“ песню. И там был такой текст: “Сколько солнца и простора впереди„. Худсовет говорит: “Что вы имеете в виду? Намекаете на события в Польше?„
Вы интересуетесь, что сейчас в музыке происходит?
Ну конечно! Иногда. У меня там что-то в MP3 есть…
У вас iPod?
Нет, я в машине слушаю, диск себе записал — какие-то молодежные истории, Scissor Sisters. Там есть вещи, заточенные под Chicago, под 70-е годы, немножко диско… Любопытно (говорит с удовольствием).
А у вас за все эти годы работы с Матвиенко никогда не было разногласий?
Нет. Что кажется очень странным. И тем не менее
никогда.
Как и кто придумал группу „Любэ“?
Я все время дергал Матвиенко: давай, надо что-то делать! Я был готов, у меня была такая жадность, такая жажда! И как раз появились Дмитрий Шаганов и Михаил Андреев, которые писали тексты, абсолютно не соответствующие тогдашней моде.
Как вы образ искали?
А никак не искали. Черная майка, штаны — я в чем ходил, в том на сцене и выступал. На контрасте „Ласковому маю“, сиротскому вот этому пению, и Modern Talking вдруг появился коллектив с ярко выраженным мужским началом и характером. Это было новое слово в нарождающемся шоу-бизнесе страны. Мы мгновенно стали популярными.
Да, я помню. У меня даже была любимая песня: “Ты агрегат, Дуся, ты агрегат!»
(С удовольствием.) «Дуся-агрегат»! Я даже не знаю, спою ли сейчас так! Там же си-бекар наверху.
То есть на своем 50-летии «Дусю-агрегат» не споете?
Нет, ну си-бемоль у меня-то точно есть. Но иногда можно и до взять! Только зачем? (Смеется.)