Динара Друкарова: «Режиссер хотел, чтобы Шарлотта Генсбур играла своего папу»
Генсбура в России знают, конечно, хорошо, но вот про детство и маму… Что за история с Ольгой? Это она уезжала во Францию?
Папа с мамой встретились в Одессе, потом были погромы, и они поженились и уехали сначала в Константинополь, потом уже очутились в Париже. Любили друг друга безумно. Сначала родилась старшая сестра Люсьена, потом родился мальчик, который умер в младенчестве, а потом Ольга еще раз забеременела и сказала: «Все, не хочу никаких детей». Видимо, это был для нее такой сложный момент потери ребенка. И она пошла делать аборт. Раньше как все это делалось, ты же знаешь, — условия были ужасные…
Ну да, ну да…
Она пришла к женщине, которая делает аборты, очутилась в совершенно ужасном грязном месте, испугалась и убежала. А тогда же не было УЗИ, и она не знала, что у нее, оказывается, были близнецы. А Ольга безумно хотела мальчика. Первой родилась девочка, которая жива до сих пор, живет в Касабланке. И Ольга расплакалась, но вторым уже появился мальчик, любимый, и она его холила и лелеяла. В жизни Сержа Генсбура мама играла очень важную роль, она была для него любимой женщиной. Он был такой немножко мизогин, женоненавистник, но вот маму он по-настоящему любил, заботился.
Это же не просто байопик…
Да, все это никакого отношения к традиционному байопику не имеет. Это как раз то, что мне безумно понравилось. Ведь было четыре проекта о Серже Генсбуре, но было нужно получить разрешение от семьи, от детей, в большей степени — от Шарлотты, и Шарлотта выбрала именно этот проект. Жоанн пробовал ее на роль Генсбура, представляешь? Чтобы она играла папу! Потом Шарлотта отказалась, потому что как-то совсем плохо себя чувствовала в этой роли… А он встретил Эрика Элмоснино, который просто потрясающий, потрясающий, потрясающий! Который не калькирует персонаж с Генсбура, хотя, конечно, все жесты, манера поведения — это узнаваемо, но плюс ко всему он привнес что-то свое. И все персонажи такие же. Например, мама и папа Генсбура — совершенно никакого отношения к реальности не имеют. Мама была такая большая еврейская женщина. Но, когда Жоанн увидел пробы со мной и когда мы потом встречались, он сказал: «Я хочу показать персонаж… ну вот примерно какое воспоминание у ребенка остается о его маме. Что она всегда молодая, всегда красивая». Так вот и получилось.
Тебя давно не было в Москве, ты играешь все-таки во Франции. Молодые люди уже забыли историю того, как ты уехала. Все ведь началось c «Замри, умри, воскресни»?
Да, «Замри, умри…», но первый раз я поехала в Канны с фильмом Жени Лунгина «Ангелы в раю», в 1993 году. Встретилась там с режиссером Паскалем Обье, который мне предложил сыграть в телевизионном фильме, он вышел потом в кино — такие там иногда делают ходы. И я выучила французский для этого фильма, и как-то начала ездить, встретила первого своего мужа… Это был конец 90-х — «Ленфильм» превратился в склад мебели, никакого просвета. Я уехала, после фильма «Про уродов и людей». А так хочется играть по-русски, знаешь. У меня даже был один проект, с Колей Хомерики, — и в последний момент сорвалось все. И я так сильно жалела, что не получилось. Но вот сейчас, знаешь, этот фильм, тоже такое возвращение… Я надеюсь, что, может быть, как-то возобновятся мои отношения с российским кино. Есть много режиссеров, с которыми бы я хотела работать. Волошин, Звягинцев, Балабанов, да?