Выбрал Щепку, потому что там давали талоны на бесплатное питание
Чеховские одноактовки переиграны гениальными актерами. Чем будете удивлять?
Бородин разбил их на шесть маленьких кусочков. Все шесть одновременно находятся в сложносочиненном сценическом пространстве. Одна история приостанавливается и продолжается фрагмент из другой. А в это время герои предыдущей продолжают жить — актеры «этюдят». Кроме того, Бородин старается максимально приблизить работу актеров к органике современного человека — текст этому не мешает. Хочет, чтобы мы увидели в абсурде реальность. Абсурдисты считают Чехова своим прародителем. В «Вишневом саде» Лопахин говорит: «Время не ждет, дайте мне ответ». А Раневская: «Кто здесь курит отвратительные сигары?» Все друг друга слышат, но никто не отвечает ни на один поставленный вопрос. Постоянно общаются, но каждый — на свою тему. Абсурд? Но на самом деле так оно в жизни и происходит.
Роль бурбона Смирнова в «Медведе» — ваш выбор?
Назначили. Роль-то прекрасная. Но мне кажется, что это несколько «лобовато». Я-то хотел попробовать другое — Ломова из «Предложения». Мямля, рохля такой, который того гляди в обморок упадет. А брутального мужика, квадратно-гнездового, я уже делал. За десять лет я не сыграл ничего даже приблизительно одинакового, а вот сейчас в первый раз почувствовал аналогии с предыдущими персонажами.
Вы когда-то закончили электротехнический техникум в Таллине. Почему поменяли профессиональную ориентацию?
После того как Ельцин подписал на всех эстонских условиях договор о суверенитете, русских «обесправили» и повыкидывали с мест работы. Мама с трудом устроилась начальником костюмерного цеха в Театр русской драмы. А там была студия. Я учился в ней год — параллельно с техникумом. Мне понравилось. Я подумал: «А чего сижу? Поеду и попробую»…
… и сразу поступили во все четыре театральных института. Почему выбрали Щепку?
Я тогда приехал в Москву во второй раз в жизни, ничего о театральных школах не знал. Поступил везде. Выбрал Щепку потому, что там давали талоны на бесплатное питание. И только проучившись год, понял, что выбрал лучшее, что было в том году в Москве.
По окончании вас пригласили несколько театров. Почему пошли в РАМТ, а не в Малый?
Не хочу я в Малый! Основной выбор был между МТЮЗом (очень люблю режиссуру Яновской и Гинкаса) и РАМТом. Но, когда я спросил Генриетту Наумовну, какую работу она собирается мне дать, сразу выяснилось, что начнем мы с вводов в детские спектакли. Алексей Владимирович Бородин мне сразу предложил две хорошие роли — в «Лоренцаччо» и в «Стеклянном зверинце».
Ваша последняя роль — Авраам Липман в спектакле Карбаускиса «Ничья длится мгновение». Литературный материал вас не смутил?
Карбаускис — первый, кто за все мои годы в театре предложил мне роль: не повесил на доску распределения, а спросил, как я отнесусь к тому, чтобы сыграть эту роль. Я сказал, что пьеса мне абсолютно не нравится, что драматургии там нет, что тема — затасканная. Но он рассказал мне, что евреи — ни при чем и немцы — ни при чем, а вся история — о том, как человек в той или иной ситуации делает свой выбор. Тогда и сложились наши с нимотношения. Этот спектакль — о самом Карбаускисе, о бескомпромиссном существовании, которое он пропагандирует своей жизнью. А линия его иронии — в Шогере (нацист, комендант гетто), он — абсолютный Шогер. На такое тоже надо иметь смелость.
Бескомпромиссность Карбаускиса приводит к бесчисленным конфликтам. А у вас с ним отношения сложились…
Да, он работал в конфликте с большинством актеров. Иногда актеры его как-то извращенно слышали, в чем-то подвох чувствовали, зажимались от невозможности перед ним открыться, защищались. А у меня такого с ним никогда не было. Даже если он меня в какой-то момент подкалывал, пикировал — у меня это, кроме самоиронии, ничего не вызывало. Обидчивому человеку, человеку с уязвленным самолюбием с ним тяжело. Карбаускис его съест! До мяса догрызет. Для Карбаускиса провокация — способ вскрыть настоящую сущность актера-человека. И Някрошюс делает то же самое. Я приехал к нему на «смотрины» для «Вишневого сада» с гастролей в 9 утра, с немытой головой, прямо с вокзала, в спортивных штанах и с сумкой. Швейцары отеля «Балчуг Кемпинский» смотрели с ужасом. Зашел, говорю: «Здрасте», прошел, сел. Някрошюс сидит и ничего не говорит. Минуту ничего не происходит. Я потом проанализировал: любой в такой ситуации проходит все стадии, и какая бы личность ни была, человек начинает вскрываться и так или иначе проявлять себя. Сидим молча уже полторы минуты…
Тут бы вам уже и сказать: «Ну, я пойду?»
За секунду до этого слышу вопрос: «Ну, как дела ваши?» Всемирно известный режиссер, которого я вижу в первый раз. Я что-то начал лепетать по поводу того, что вот Новый год отпраздновали… Еще полторы минуты сидим молча. Это система такая: Някрошюс вскрывает консервным ножом снизу, а Карбаускис — сверху. Някрошюс аккуратненько, а у Карбаускиса консервный нож в два раза больше. Скажем, если Карбаускис доведет человека до того, что тот заорет: «Ты козел!», может, ему надо дать Шогера сыграть?