Кремлевская
А чей это кабинет?
По легенде — Климента Ворошилова.
А призраки вас тут не посещают?
Нет, это у Пиотровского ходят…
В Эрмитаже?
Да, он сам рассказывает… (Улыбается.)
Вам нравится быть директором музея?
Мне интересно из музея за кремлевской стеной сделать музей современный и открытый. Официальная часть — торжественные мероприятия, приемы — не очень увлекает. Нравится планомерно, методично, последовательно решать какие-то сложные рабочие задачи.
Во время юбилея времени для принятия решений у вас, наверное, много не будет?
Вообще не будет. Постоянно возникают не проблемы даже — стихийные бедствия. Казалось бы, все сделали, определили, подписали, все бумаги получили, вдруг раз — и как ураганом все сметает, надо начинать все сначала. Таких случаев много, слишком много, и я поняла, что главное — не нервничать. Надо держаться и не допускать никаких эмоций, чтобы просто дойти до финиша.
Юбилей ведь не только катастрофа, но и дополнительные возможности для музея — и административные, и финансовые?
С одной стороны, ради дополнительных возможностей юбилеи и затеваются. С другой — музей достоин праздника.
Вы говорите, что не очень любите официальную часть, а со стороны кажется…
Что наоборот? (Улыбается.)
Ну да, наряды на вернисажах всегда очень эффектные, особенно хорошо смотрелось красное платье на открытии выставки «Россия!» в Гуггенхайме: музей белый, все — от президента до охраны — в черном….
Я знала, что все будут в черном…
А чье это красное произведение?
Юлии Далакян. Во-первых, покупать довольно сложно — с моим небольшим ростом все равно перешивать приходится, я всегда шила. Но главное — она понимает,что нужно для моего образа жизни.
Надо сказать, этот образ довольно специфичен. Например, драгоценности, которые может надеть директор музеев Кремля, всегда будут теряться на фоне царских бриллиантов.
Я бриллианты не люблю и вообще очень спокойно ко всему этому отношусь.
Не было искушения примерить сокровища?
Нет, никогда.
Знаете, ходят музейные анекдоты о том, как сотрудники надевают короны и в саркофагах лежат…
Рабочие любят рассказывать, как ночевали в древних саркофагах. Таких историй масса, но я не знаю, насколько они соответствуют действительности. Мне, как хранителю с многолетним стажем, в голову не приходит утилитарно использовать вещи, которые выставляются в музее. Меня часто спрашивают, коллекционирую ли я что-нибудь. Но ведь смешно человеку, который работает в музее, держать коллекцию дома.
Но что-то ведь дома висит?
Иногда современные художники что-то дарят — у меня есть рисунок Ханса Арпа, есть Фонвизин.
А вы вообще современным искусством интересуетесь, на выставки ходите?
Да, на Московскую биеннале ходила. А сейчас времени нет.
А сами почему ничего такого не показываете?
А у нас негде показывать что-то современное. Два маленьких зала: один 200 метров, другой — 180, и на два года вперед все расписано. Вот построим новый зал, там можно будет делать все, что угодно.
Строительство нового музейного здания — непростое испытание. А тем более между двумя шедеврами — Боровицкой башней Кремля и Домом Пашкова. Как справляетесь?
Сейчас работают проектировщики, понимающие, чего мы от них хотим, есть нормальная структура.
А архитектор определен?
«Моспроект-2».
Разве это имя для архитектора?
Бюро возглавляет Михаил Посохин.
Возьмете на себя грех, если что-то не так получится?
Придется. Надо же строить…
А вообще, много грехов по должности приходится примерять на себя или удается быть…
Принципиальной? Да, удается. Хотя компромиссы естественны, без них невозможно.
У вас тут окружение такое сложное… Охрана, администрация президента…
Если все время говорить людям «нет», «нельзя» и «не положено», это вызывает у них раздражение. Поэтому мы стараемся всем все объяснять и формулировать так, чтобы не произносить этих слов.
В музеях много чего не положено.
Музей — консервативная структура по определению.
А это не значит — скучная?
Часто — да. Часто это скучно. Но ведь любую вещь можно сделать так, чтобы это было и консервативно, и интересно. Консервативно — не значит традиционно, абсолютно нет. Надеюсь, что у нас появится когда-нибудь возможность сделать новую экспозицию в Оружейной палате… Сейчас мы радикально изменить ничего не можем — для этого надо закрыть залы, переместить экспозицию. Но идеи есть. Мы начали сотрудничество с Hewlett-Packard: они придумали новую систему показа в Британском музее и Музее Виктории и Альберта. Сейчас пробуем сделать в колокольне Ивана Великого музей нового типа, но используя частично сохранившиеся детали старых построек.
А вам что больше всего здесь нравится? Ходите куда-нибудь не по службе?
Хорошо в Тайнинском саду гулять.
Какая публика в Кремль ходит?
К сожалению, больше туристы — из провинции или иностранные. Но в последние годы у нас появились постоянные зрители, которые специально ходят на наши выставки. Когда Кремль был открытым, многие ходили сюда просто гулять, я сама ходила. В Оружейную палату совершенно не тянуло, а вот погулять по Кремлю, походить по Соборной площади, зайти в собор…
Плохо, что теперь в Кремль можно попасть только на экскурсии.
С одной стороны, ужасно, с другой — постоянно что-нибудь возникает…
Но ведь везде стоят металлоискатели, детекторы. Разве этого недостаточно для охраны?
Но прошли ведь лимоновцы с наручниками… (В июне 2004 года в Патриаршем дворце Кремля лимоновцы приковали себя наручниками к дверям зала и разбросали листовки антиправительственного содержания. — Прим. Time Out.)
А как вы проводите свободное время?
Обыкновенно — с друзьями. Вот в кино ходила, смотрела замечательный мультик «Труп невесты». Получила огромное удовольствие.
А назначение директором вы тоже восприняли как возможность интересно провести время?
Я много работала в музее, поэтому хорошо знала, куда шла. Это малоподвижная, очень консервативная машина, которую становится все сложнее куда-то разворачивать, — правила год от года ужесточаются. Но я просто ничего другого делать не умею — только в музее работать.
Директора музея на улице узнают?
Да, но это нормально — поздоровались, поговорили, обменялись любезностями, пошли дальше.
Но вы ведь с детства публичная фигура, это тяготит?
Конечно. Неважно, положительное или отрицательное мнение сложилось, важно, что оно всегда предвзятое. Человек, в сущности, ничего о тебе не знает, но уже имеет какое-то мнение.
Желания полететь в космос никогда не было?
Вы просто не знаете, что это такое. Вот вы машину водите?
Нет, а вы?
Тоже нет. Я люблю пешком ходить. Я всегда жила неподалеку от места работы, поэтому добиралась пешком. А сейчас у меня служебная машина.
А за пределами музея вас что интересует?
Меня сегодня интересует одно, завтра другое, послезавтра третье. Спортом занимаюсь, люблю готовить, иногда ремонт затягивает.
Вы очень правильный человек?
Не знаю. Мне, к примеру, в аэропорту не доверяют — всегда очень тщательно досматривают.
К юбилею платье уже заказали? Красное?
Здесь красное не нужно.