Интервью: Игги Поп
Ну и зачем вы записали «The Weirdness»?
А что нам еще оставалось делать, раз уж мы воссоединились? Мы тридцать с лишним лет не были вместе в студии. Для меня запись- это вообще естественный процесс: словно в туалет сходил.
Когда вы пришли в студию, у вас материал уже был готов или какие-то песни сочинялись на ходу?
Работа в студии — это чертова рутина. Сначала вы играете каждую песню по 5-7 раз, потом выбираете, с какой записью работать дальше, потом сводите. Это дико скучно. Вообще, быть певцом в рок-группе — это все равно что плыть в одной лодке с компанией идиотов: ты не можешь делать то, что тебе хочется, приходится считаться с мнением коллектива. Поэтому, чтобы окончательно не сойти с ума, мы назначали для каждого члена группы так называемый особый день, когда он может командовать всеми остальными. Например, сегодня тебе хочется напиться, и остальные обязаны тебя в этом поддержать.
Что происходило в ваш «особый день»?
Я потребовал перезаписать две ужасные вокальные партии, потом послал всех к черту и улетел в Майами. А когда был день гитариста Рона Эштона, он заставлял всех часами переслушивать свои запилы и все время приговаривал: «Ух ты! Круто!»
Вы использовали при записи какие-то особенные фишки?
Ну, фишка альбома в том, что он был записан преимущественно «живьем» насколько это вообще можно позволить себе в студии.
Почему вы решили работать с продюсером Стивом Албини?
Это была идея Рона Эштона — он искал человека, который бы говорил с ним на одном языке. Какого-нибудь педанта-единомышленника, который бы в споре всегда поддерживал его точку зрения. Я поговорил со Стивом по телефону и понял, что он не только маньяк-идеалист, известный своей лютой ненавистью ко всему, что связано с музиндустрией. При этом Албини определенно знает толк во всем, что касается звука. Если бы, допустим, его запись случайно попала на пластинку с музыкой 30-х годов, то никто не заметил бы подлога. Точно так же можно говорить о его стилизациях под 50-е, 70-е или 90-е. Его записи никогда не устаревают, потомучто он никогда не гоняется за сиюминутной моднятиной. И я сказал: «Ок, давай попробуем!»
Как бы вы описали саунд вашей новой пластинки?
Это наш фирменный сырой звук. Тут даже и думать нечего — когда мы все вместе собираемся в студии, то оказывается, что других вариантов просто не существует. «The Weirdness» звучит как альбом The Stooges, и я думаю, что это просто зашибись!