С царем в голове. Интервью с лидером группы “Алиса” Константином Кинчевым
В этом году вы в первый раз выступали на «Нашествии»…
Раньше у меня были идеологические разногласия с «Нашим радио». Мое мировоззрение не стыковалось с их позицией, поэтому песни с последних альбомов — «Солнцеворот» и «Сейчас позднее, чем ты думаешь„ — не крутились в эфире. Без обид: они имели право отстаивать свою позицию. Теперь ситуация поменялась, и я этому рад: „Алиса“ получает хорошую информационную поддержку. По этому поводу нас пригласили на „Нашествие“, и я дал согласие выступать без гонорара. Я давно для себя решил, что ни в каких фестивалях бесплатно не участвую, но тут обе стороны сделали реверанс.
Как сказалось на „Алисе“ отсутствие эфиров на „Нашем радио“?
Информационная блокада, конечно, дала о себе знать. „Наше радио“ крутило ккие-то песни („Трасса Е-95“, „Веретено“ и „Дождь“) — все-таки группа с именем, ничего не сделаешь (смеется). По этим песням у молодняка и создавалось впечатление о нашей музыке. Были смешные отзывы — после концерта в Ставрополе один человек написал: “Сходил на „Алису“. Думал, будет что-то типа „Би-2“, а оказалось круто„ (смеется).
А вы задумывались о том, что вы „идейный папа“ для молодежи, которая слушает „Алису“?
Конечно, и от ответственности не отказываюсь — стою за каждым произнесенным словом.
Православная церковь проповедует любовь и смирение, и при этом „алисоманы“ считаются одной из самых агрессивных тусовок…
Я бы сказал — экспрессивных. В любой стае, будь то движение наших фэнов, панки или скины, можно разглядеть агрессию. Но можно найти и что-то позитивное.
Вас не смущает, что идеи, которые вы в последнее время развиваете- православие плюс патриотизм, — ангажированы государством?
Я это приветствую: наконец-то за последние пятнадцать лет мы озаботились государственной идеологией. Желание задуматься о подрастающем поколении и воспитать его в любви к родине не вызывает у меня ничего, кроме одобрения. Этому как раз и учит православная церковь: любви к своей земле, своему народу, месту, где тебя Господь сподобил родиться. Другое дело, что со стороны власти все это исполняется, как всегда, очень коряво — кинули разнарядку, и попса пошла петь о любви к отчизне. Государство неумело пытается восстановить традиции и воспитать новое поколение в духе патриотизма, но это не его вина, это его беда. Этому бы стоило поучиться у американцев, которых я очень не люблю. Нужно учитывать и особенности русской души: наш человек всегда будет противостоять любым разнарядкам и законам. Он свободен в выборе и любое давление сверху воспринимает как посягательство на свою свободу. На этом фронте нужно работать очень тонко — именно от души, от сердца.
То есть вы близки к тому, чтобы задник сцены на концертах „Алисы“ затянуть триколором?
Государственному флагу я предпочитаю георгиевскую ленточку. Мы победители колоссального зла, которое несла гитлеровская Германия, и об этом не стоит забывать. А свой державный флаг я давно выбрал — черный-желтый-белый. Эти цвета символизируют ту национальную идею, которая была у России до того, как она рухнула в кровавую кашу коммунизма. И идея была проста, как все гениальное: православие, самодержавие и народность. То есть черный цвет — монашество, желтый цвет — монаршья власть, а белый — цвет народа. У нас на концертах давно развеваются именно эти флаги. Я за преемственность политической власти как за маленький шажок в сторону монархии. (Усмехается.) Любые выборы приводят к переделу собственности: приходит новая смена людей, старающихся за отведенные четыре года загрести под себя как можно больше власти и денег. А держава слабеет. Если все и дальше будет так продолжаться, Россия может исчезнуть уже через десять-пятнадцать лет. У нашей страны огромная территория, поэтому управлять ею должна династия. Но это моя скромная позиция, с ней можно не соглашаться, как это делало руководство „Нашего радио“ в свое время (смеется). Да и много людей еще…
По-моему, когда лидер одной из известнейших российских рок-групп называет свою позицию скромной, это походит на лукавство…
Я просто даю понять, что это мой субъективный взгляд. И я его пытаюсь продвигать посредством собственных песен. Где-то более, где-то менее удачно — уж как получается в силу таланта. Но это не единственная тема, на которой я зациклен. Есть и другие, не менее важные. Не только об этом пою… Но об этом пою тоже.
Многие артисты начинали с рок-н-ролла, а с возрастом пришли к совсем немузыкальным вещам…
Интерес музыканта к настоящему рок-н-роллу исчерпывается к 25 годам: “Живи быстро — умри молодым„. А на смену этому интересу приходит или смерть, или мысль о том, что тебя на место поставили не случайно и ты должен как-то поработать во славу того, кому ты присягаешь. Мои приоритеты были определены после крещения в 1992 году — тогда период „чистого рок-н-ролла“ начал тяготить меня, а жить я продолжал, хотя постепенно и уничтожал себя… (Усмехается.) Нужно было что-то менять.
И вы пришли к религии?
Так и подошел. С размышлениями и открытым сердцем — искал и ждал. Ведь вера — это же не работа рассудка, поверить нужно сердцем и сделать эту веру абсолютной аксиомой. Надо пытаться сомнения, которые возникают в сердце, отметать поганой метлой. Как апостол Павел сказал в „Послании к евреям“: “Вера — это осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом„. И все.
Искать и ждать- противоположные по смыслу действия, по крайней мере, для неверующего.
Сначала поиск! Нужно понять, для чего ты родился на земле; эти мысли же возникают в голове любого молодого человека, особенно мужчины: “Для чего? Зачем? Почему?„ Потом ожидание — это сердце, открытое для Господа. Он ведь тоже ждет, когда ты обернешься к Нему. И поиск плюс ожидание дают обретение веры.
А почему из огромного количества рок-групп, которые расцвели в 80-х, очень немногие дожили до 90-х?
Все же вертится вокруг лидера. Я думаю, что группы с лидером более живучи, чем те, что сочиняют песни коллективно. Ну и от количества таланта, как ни нескромно это звучит, тоже кое-что зависит. И должно быть то, чем можно поделиться с миром, — должна быть сердечная наполненность. Вот я считаю Гребенщикова огромным поэтом, Ревякина — гениальным поэтом… Мне не нравится, как стихи слагает Юрий Юлианович Шевчук, но он тоже большая фигура, так скажем. У него, правда, метафоры иногда до абсурда доходят, и какие-то несомненные удачи соседствуют с явным графоманством.
А как вы себя оцениваете?
Я хороший текстовик: тексты пишу крепкие.
В России вообще многое зависит именно от текста, чистую музыку народ хуже воспринимает…
Россия — страна поэтов. Нет искусства чище и выше, чем работа со словом. Ведь сначала было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог… Евангелие от Иоанна так и начинается. Я считаю, что ни один язык не обладает такой колоссальной образностью и глубиной, как русский, — правда, других языков я не знаю, но считаю, что это верно… (Смеется.)
Сборник „Алисы“ „25 лет вместе“ был издан Продюсерским центром Игоря Матвиенко, занимающимся поп-группами… Как вы умудрились состыковаться?
Обычная практика. Выходит альбом, мы выставляем его на тендер, и кто предложит наиболее интересные условия, тот и выигрывает. Например, за “Сейчас позднее, чем ты думаешь» боролись Sony, CD Land и Центр Игоря Матвиенко. Он выиграл. «Изгоя», наш новый альбом, издает Real Records.
Расскажите о нем.
Альбом «Изгой» мы писали на студии «Добролет», пригласив наших немецких друзей — саундпродюсера и инженера. Они известны по работе с группой Guano Apes — делали два их последних альбома, один из них работал на последнем альбоме Rammstein. А «мастериться» и сводиться мы ездили в Германию. Другие пишут дома, не тратя денег, — тоже, в общем-то, подход. Все зависит от того, что ты хочешь получить на выходе — качество или навар. Попсовики вообще пишут все дома на компьютере. (Смеется.)
А почему выбрали немцев?
Работают хорошо. Знают свою профессию. Их не надо контролировать: будут работать так, как нужно, потому что порядок у них в крови. А у наших очень много пафоса и понтов, которые не всегда соответствуют степени профессионализма. Поэтому при записи в России ты всегда имеешь дело с котом в мешке — получится или не получится? Заметь, вся продукция на рынке, заслуживающая внимания с точки зрения звукозаписи, делалась за рубежом: «Би-2» — по звуку очень сильный коллектив — в Австралии, «Мумий Тролль» — в Англии, Гребенщиков уже давно все в Англии делает… А я- в Германии, мне немцы почему-то ближе всего. Были мысли о Финляндии: «тяжеляк» лучше всех пишут немцы, финны и шведы. Может быть, в следующий раз в Финляндию поедем. Это зависит от того, какой будет следующий альбом. Пока написано несколько песен, и я понимаю, что мы по звучанию сваливаемся в готику.
В готику?
Угу. Это же непредсказуемый процесс — пишется вещь, делается аранжировка… Одна, другая, третья песни получились — значит, можно определяться со стилем альбома. Во всяком случае, у меня так. Поэтому многие песни ждут своего часа. Как правило, это лирика, так что через какой-то срок появляются такие «тихие» альбомы, как «Танцевать» или «Джаз».
При слове «готика» мне вспомнился Мэрилин Мэнсон. Как вы к нему относитесь? Все-таки он — Антихрист-суперзвезда, ваш идейный антипод…
Очень положительно. Он — умный. И при этом бескомпромиссный и толковый человек. Я его уважаю как личность, но его идеология мне, конечно, чужда (дружелюбно усмехается). У меня дочка переводит песни Мэнсона — заблуждений у него много. В каком-то смысле, мы с ним занимаемся одним делом: боремся с серостью. Пытаемся не опускаться до стадного чувства, на котором можно легко и непринужденно паразитировать. Нужно поднимать до своего уровня уважаемую публику.
Но куча людей, которым нравится «Алиса», может и на Мэнсона пойти. В таком случае смысловой заряд ваших песен расходуется вхолостую?
Я не особо тешу себя иллюзиями по поводу того, что произнес слово и оно стало аксиомой для многих тысяч людей. Понимаю, что у каждого свой взгляд на жизнь, свои ощущения и свои принципы. Или их может вообще не быть, и люди находятся в поиске. Особенно молодые, которые приходят на концерт за энергией. Почему бы им не сходить за ней к нам, а потом — на Rammstein или на Мэнсона? Это право человека. Я благодарен всем, кто приходит на наш концерт, за то, что они потратили свое драгоценное время на нас, убогих. Уже поступок. А если кто-нибудь из них, поняв наши песни, стал нашим единомышленником — это вообще здорово. И такие люди есть. Они переросли Мэнсона.
Вам что понравилось из новой музыки?
Да как-то из нового ничего не попадалось. Я приобретаю, как правило, все проверенное. Вышел Мэрилин Мэнсон — купил, вышел Rammstein — купил, вышел Clawfinger — купил. Жду нового альбома Оззи Осборна — это музыкант, все альбомы которого я слышал… Я уже давно не меломан, вышел из этого состояния еще где-то в 1982 году. Когда-то я коллекционировал диски и пленки. У меня были тетрадки, где я прорисовывал обложки всех пластинок… (Улыбается.)
Если вас власть попросит выступить на пафосном патриотическом мероприятии, как вы отреагируете?
Такие предложения поступают время от времени. Недавно звонили с Селигера, предлагали встречаться — там собирались и отдыхали какие-то проправительственные молодежные организации. Но как-то меня это не вдохновило, не поехал я туда. Моя позиция в отношениях с властью давно уже сформулирована. Если власть находит в наших песнях что-то полезное и ценное для себя, пусть их пропагандирует. Такую помощь я готов принять. А сам я не стану обращаться к властям по одной лишь причине: не вижу дел, вижу одну демагогию. Однако же нет ничего дурного, если правительство поднимет песни «Алисы» на флаг. (Смиренно.) Они написаны, они мне уже не принадлежат — с ними можно делать что угодно.
А какие песни вам принадлежат?
Те, которые еще не написаны.