“Меня не интересует авторская музыка”. Интервью с Борисом Гребенщиковым
Сейчас Гребенщиков у себя дома в Петербурге перезаписывает старый материал. «Аквариум» поэтому звучит тут из каждой комнаты — «Древнерусская тоска» накладывается на «Письма с границы между светом и тенью». Когда запись закончится, БГ с группой отпразднуют 35 лет в «Олимпийском» и отправятся на поиски нового — только не понятно, чего именно.
Борис, вы раньше говорили, что к юбилеям относитесь как к случайно поставленной запятой в жизни, а теперь «Аквариум» справляет 35-летие. Отношение изменилось?
Совершенно не изменилось. Отмечаем не мы — мы работаем. А устроители концертов хотят дать возможность всем желающим отметить и, соответственно, за это заплатить. Мы в этом году решили сделать жест и ничего нового не записывать. Мы целый год играем концерты.
И все же вам действительно 35 лет. Какие были основные моменты, основные вехи у «Аквариума»?
350 лет — будем называть вещи своими именами. 1657-й, Тортуга. Мы начали на Тортуге, первый свой фестиваль отыграли в Порт-Рояле в 1692-м после землетрясения (смеется). Честно говоря, с 1972 года для меня в творчестве «Аквариума» ничего не изменилось. Мы сочиняем какую-то песню, ищем студию, садимся и пытаемся эту песню воплотить.Менялись люди, менялся государственный строй, а мы все такие же. Учимся на каждой песне.
Все помнят вашу песню перестроечных времен про «поезд в огне» — а что сейчас с этим поездом?
Я уже острил по этому поводу, что поезд завели в депо, разобрали на части и распродали. Так что все, нет никакого поезда, а на ветке давно построили гипермаркет.
Был у вас период в начале 80-х, когда в текстах песен вы говорили о своей усталости. Потом такие темы пропали — у вас изменилось отношение к жизни?
Вы, я так понимаю, говорите о «Синем альбоме». На самом деле ничего особенного не происходило. Я просто высказал, что накопилось. Мы тогда только начали записываться, и у меня в руках появился рупор. И я правда «устал быть послом рок-н-ролла». Я один слушал эту музыку, а все окружающие делали вид, что ее нет. Или довольствовались тем, что я им приношу. Получалось, что я упорно вталкивал эту музыку, но почти зазря.А сейчас я уже давно на все это забил. Делаю свою передачу «Аэростат» (на «Радио России». — Прим. Time Out) — вот туда все свое «амбассадорство» и вкладываю.
Какие-то моменты вспоминаете с особой радостью?
Все эти 350 лет я вспоминаю с удовольствием. Не помню ни одного момента, за который мне было бы стыдно. Были концерты, которые мы играли слишком пьяные — ну, бывает.Были моменты, когда мы записывали что-то нестройно, — мы учились. Сейчас я бы посоветовал себе в 80-е годы чуть-чуть тщательней подходить к записи. Но в целом мы очень неплохо провели эти годы. Вопрос теперь в том, как, не теряя скорости, продолжать ломать заборы и идти дальше. В этом году мы шляпой всем помахали, сказали: «Все, ребята, всем спасибо. Мы для вас год работали, играли концерты, ничего не записывали. Теперь будем искать дорогу в следующий пункт и встретимся там- если он существует».
Как считаете, сейчас у музыкантов в принципе есть возможность стать первопроходцами?
Вот, вспомните,был великий композитор Иоганн Себастьян Бах. Значит ли его гениальность, что в поле музыки барокко (вершиной которого он являлся) он все истощил? Нет. Появись еще один гений в этом поле, и он смог бы написать еще один канон музыки барокко, не менее впечатляющий. Почему этого не происходит? Скорее всего, просто прошло время. После Баха пошла уже так называемая классическая музыка, которая, с моей точки зрения, была более скучной. А дети Баха считали отца немодным стариком и выкидывали его ноты. В какой-то момент одно направление музыки выражает все, что нужно выразить.
Вам не кажется, что сейчас этого не происходит?
Вот это и интересно. Возможно, есть новые формы кроме музыки, но они еще не проявились. Музыка стала для людей фоном. Я не знаю никого, кто бы сейчас бил себя в грудь и кричал: «Я придумаю новую музыку и завоюю весь мир!»
А вы следите за новой музыкой?
Меня уже много лет удручает уровень того, что приходится слышать.
То есть интересных новых имен нет?
Я могу назвать ряд имен, но все это будут, к сожалению, старые группы, и они уже показали, что не хотят завоевывать мир.
Почему мир?
Знаете, я думаю, что именно мир. Иначе окажешься королем собственной деревни.
Но, например, завоевать Россию — это уже довольно амбициозная цель.
Уже неплохо. Но люди, которые ее достигают, становятся королем своей деревни и остаются почивать на лаврах.
А вы сами к чему сейчас идете?
Мы после выхода «Бродяги» (2006) поставили крест на понятии выпуска альбомов. Все, это больше неинтересно.
Интересно играть концерты?
Было интересно, но уже себя исчерпывает. Сейчас мне интересно попытаться найти новую форму общения со Вселенной. Меня уже не очень интересует авторская музыка. Еще один альбом «Аквариума»? Ну сколько можно! Хватит уже, стыдно просто. Ну, мы его выпустим, фирма за него заплатит в десять раз меньше денег, чем мы потратили во время записи; он выйдет, его купят 15 000 человек и еще 50 тысяч у пиратов. Я могу с тем же успехом выложить альбом в интернет бесплатно.
Но вы же раньше утверждали, что для артиста просто необходимо постоянно двигаться, выпускать альбомы.
Мы сейчас сидим, перезаписываем старые вещи. Меня интересует новая форма, а ее еще нет. Что-то есть в иранской музыке. В сочетании иранской и китайской или кельтской, или африканской.
А рок-н-ролл уже окончательно мертв?
Мертв, похоронен, сгнил. Памятник ему покрыли граффити. На могиле сплясали. Все, хватит.Можно, конечно, слушать группу The Racounters, но зачем?
Из многих групп 80-х, кажется, только вы сохранили такой же подход к музыке, какой был у вас тогда. А как вы оцениваете деятельность коллег?
У меня есть подозрение, что эти люди знают, что делают. Они стали взрослыми людьми, они профессионалы — честь им, хвала и удачи. А мы лучше будем продолжать учиться… (Замолкает, прислушивается к флейте, играющей в соседней комнате.)
Что-то не так?
Я слушаю, так ли он играет… (Слушает партию до конца.) Так, стоп. Вот и прямое доказательство того, о чем только что говорил. (Уходит к флейтисту.)