Уголовное искусство
Были славные времена, когда для хорошего скандала было достаточно написать некоторое количество неправильных картин. В 1863 году 14 дипломников Академии художеств вместо шикарного сюжета «Пир в Валгалле» представили на рассмотрение высокой комиссии какие-то невзрачные картинки с пьяными мужичками. Пиар высшего класса — гонителей никто уж не припомнит, а передвижников знают все. Русские футуристы, Маяковский с Бурлюком, тем и зарабатывали. Зазывали публику на скандал, эпатировали ее буржуазный вкус, словесно и действием в непременном присутствии полицейского и журналистов. Потом спокойно брали в кассе заработанное и отправлялись куда-нибудь обсудить будущее искусства. В советские времена главными скандалистами оказались сами власти, которые устраивали публичные гонения, причем чаще всего на творцов, которые только и думали о том, чтобы сделать соцреализм еще лучше и прекрасней. В сущности того же самого желали и художники, выставившие свои картины в Манеже в 1962 году. Но Хрущев их обозвал, как мы помним, «пидорасами», изобретя новое слово русского языка. И даже участники знаменитой «Бульдозерной» выставки в Битцевском лесопарке (1974) — и те, в сущности, только и желали, что выставиться, то есть быть ближе к народу. Хотя именно тогда и проявилась еще одна важная составляющая хорошей скандальной акции — пресса. Советские газеты печатали разгромные статьи про помоечных художников, западные, напротив, указывали на вопиющий зажим свободы творчества.
Спасало только то, что в России к художнику относятся как к блаженненькому, не только позволяя злостно нарушать общественный порядок, но даже прислушиваясь краем уха к его бессвязному бормотанию. Если настоящих диссидентов гнобили по-взрослому в мордовских лагерях, то художников-нонконформистов всего лишь вызывали периодически к куратору из КГБ да тихо высылали куда подальше, то есть на вожделенный Запад.
1. Новые времена начались тогда, когда уже стало можно все, и искусство переместилось на улицы и площади. Но основной «площадкой», на которой осуществлялось искусство, оказывались массмедиа, то есть газеты, журналы и телевидение. Никакой особой публики на акции могло и не быть, но скандал имел место быть лишь в том случае, когда перформансиста окружают папарацци с диктофонами и камерами. Именно так и произошло с самой знаменитой акцией 90-х, которую сделал в 1991-м Анатолий Осмоловский и движение Э.Т.И., когда на Красной площади выложили слово из трех букв. Власти осознали, что именно написали молодые радикалы своими телами перед Мавзолеем Ленина, только после короткой заметки в «Московском комсомольце». Однако заведенное тогда дело заглохло — всего через несколько месяцев после этого, чисто лингвистического перформанса, СССР отменили, а прокуратура сама осталась в неведении, что же ей делать дальше.
2. Однако площадка была уже захвачена. В какой-то момент отделение милиции в начале Ильинки стало местом регулярной тусовки — именно туда и препровождали перформансистов, отличившихся на главной площади страны. При этом некоторые акции носили откровенно политический характер, например, перформанс Александра Бренера, который в 1995 году в трусах и боксерских перчатках взобрался на Лобное место, вызывая Бориса Ельцина на честный поединок. Оказавшись перед объективами многочисленных фотокамер, охранявшие главную площадь страны милиционеры обернулись чистыми ангелами. И отпустили Бренера сразу же после того, как уяснили, что перед ними не сумасшедший и не хулиган, а перформансист. В тот момент московский милиционер в этом отношении ничем не отличался от шведского, швейцарского или немецкого полицейского.
3. И вдруг радикальные действия в социальном пространстве стали восприниматься как чистый автопиар и выпендреж. Никто не пожелал особо разбираться с тем, что хотел сказать все тот же Олег Кулик, когда резал свинью в галерее «Риджина» (перформанс «Пятачок», 1992). А он ведь хотел указать на то, что очень дурно убивать людей — как раз в тот момент в Думе обсуждался вопрос о смертной казни. Точно так же никто не пожелал слушать Александра Бренера, который в 1996 году кидался бутылками с кетчупом в белорусское посольство, протестуя против того, что доблестные ракетчики этой дружественной страны сбили залетевший туда воздушный шар с мирными экстремалами. Именно акционист-Бренер первым оказался в неладах с законом. При задержании его довольно сильно побили в участке — и, понятное дело, завели серьезное дело. Ему пришлось скрыться в Европе. Там ему повезло больше: когда он начертал спреем знак доллара на картине Малевича, все правильно поняли его акцию, как предупреждение, что великий революционный авангард стал коммерческой ценностью, движимым имуществом. В результате дело о порче музейного экспоната стоимостью в миллионы долларов вылилось в полугодичный срок за хулиганку в уютной голландской тюрьме.
4. Что же касается акций в духе политического активизма, то c ними все стало кисло уже к концу 90-х. Конечно, «Баррикада» из картонных коробок и картин, построенная на Никитской в 1998 году в честь студенческой революции 1968 года, была веселой тусовкой. Понравилась даже гаишникам и тетенькам в оранжевых жилетах, которым пришлось эту баррикаду разбирать. Но вот когда в 1999-м молодые радикалы из группы «Радек» взобрались на Мавзолей с лозунгом «Против всех», то оказалось, что результаты этой, казалось бы, хорошо продуманной выходки, начинают подозрительно сливаться с фактурой текущей политической жизни. В обоих случаях особых репрессий не последовало, но художественно-политический активизм, во многом инспирированный Анатолием Осмоловским, как-то заглох. В двухтысячных эти «скандальные» технологии применяли силы не очень художественные — от нацболов до нашистов, а сам Осмоловский, равно как и Кулик, вообще акции делать перестал.
5. И тут на сцене и появилась новая сила, которая, собственно, и начала производить бесконечный скандал. Первым под паровой каток истории попал Авдей Тер-Оганьян, который никаких свиней не резал, за ноги никого не кусал. В 90-х он был более всего знаменит одной акцией — расположил свое мертвецки пьяное тело на полу знаменитой галереи «В сторону объекта» в Трехпрудном переулке, превратившись в экспонат современного искусства. В 1997-м он начал новый проект под названием «Школа современного искусства», вовлек в дело своего сына Давида и его юных друзей, чтобы они старались стать «настоящими авангардистами», то есть, напыжившись, оскорбляли публику и свергали классиков. Гром грянул в тот момент, когда авдеевские студиозусы получили задание кощунствовать, как и положено истинным авангардистам. А Тер-Оганьян просто показал, как это надо делать. Он хотел только наглядно продемонстрировать, что все авангардистские стратегии давно стали чистым идиотизмом. Для доказательства чего и были разрублены топором бумажные софринские иконы на ярмарке «Арт-Москва-98».
6. Но главный перформанс начался потом, в результате чего усилия Тер-Оганьяна по иронической демистификации модернизма превратили художника в истинный жупел и врага человечества. Некая группа лиц, назвавшихся «православной общественностью», подала заявление в прокуратуру, которая завела дело по статье «разжигание межнациональной и религиозной ненависти„ (до пяти лет). За этим последовали весьма ясные обещания физической расправы, адвокаты боялись работать с художником и сулили реальный срок, поэтому Авдей предпочел эмиграцию — провел несколько восхитительных лет в лагере беженцев в Чехии. Вскорости за ним последовал и Олег Мавроматти, который в 2000 году распял себя на кресте во дворе Института культурологии, причем на его теле бритвой была вырезана упадочническая надпись “Я не сын Бога„. Далее все следовало по накатанному сценарию: религиозная общественность возмутилась этими наивными и искренними духовными поисками художника, последовали угрозы и наезды на галерею Марата Гельмана, с которым сотрудничал Мавроматти. Прокуратура завела дело, и художник бежал в Болгарию. Однако окончательно сценарий перформанса был отработан в январе 2003 года, когда группа приятных молодых людей в масках, вооруженных баллончиками с краской и колюще-режущими инструментами, совершила культпоход в Сахаровский центр, где проходила выставка „Осторожно, религия!“. И сделала искусствоведческую экспертизу в форме разрушения инсталляций, нанесения на стены предупредительных надписей и так далее. Далее перформанс, понятное дело, продолжился в прокуратуре. Как ни странно, дело о хулиганстве было закрыто, зато другое, “о разжигании религиозной вражды», было доведено до логического конца. Правда, дело закончилось компромиссом — небольшим штрафом вместо ударной пятилетки в лагере.
7. Нельзя сказать, что это была лучшая выставка нашей эпохи, она скорее отражала тот сокрушительный бардак, который творится в головах наших художников. Но, как бы то ни было, законодательный прецедент создан — всякий желающий может прийти в галерею или музей, устроить там погром без всяких последствий. И потом подать в суд, который почти дословно спишет обвинение с любимого тобой национал-патриотического сайта. Можно просто придти на выставку в музей, набить морду художнику и потребовать снять работы, как это произошло с Александром Сигутиным недавно в Ростове. Или просто забрызгать все краской из баллончиков, но в суд не подавать, как это сделали с «Интерактивными иконами» Олега Янушевского в петербургской галерее С.П.А.С. Вариантов множество: в 2005 году на выставке «Россия-2», которую устраивал Марат Гельман, погрома не устраивали, просто подали в суд (проиграли). В конце прошлого года неизвестные в масках напали на его галерею, сильно его самого поколотили. Но эстетических претензий в прокуратуру предъявлять не стали, наверное потому, что у Марата адвокат хороший.
Сами сюжеты работ, представленных на суд вандалов-фундаменталистов, особого значения не имеют — у Гельмана в момент погрома висела вполне невинная выставка сюрреалистической графики Александра Джикии. Погромщикам нужен был Гельман, на арт им было плевать. Но самым востребованным художником почти неизменно оказывается Александр Косолапов. Если присмотреться более внимательно, то окажется, что он отстаивает те же самые ценности, что и нападающие на него национал-патриоты. Когда один из основателей соц-арта изображает логотип «Кока-колы» со слоганом This Is My Blood (уничтожено на выставке «Осторожно, религия!» в 2003-м) или знак «Макдоналдса» с подписью This Is My Body, (уничтожено на ярмарке «Арт-Москва» в 2005-м), он не возводит хулу на Иисуса. Но самым прямым образом выступает против тотального наступления на духовные ценности. Те самые, с которыми так серьезно воюют наши фундаменталисты. А фотоколлаж «Икра-Икона» говорит скорее о том, что в Америке, где живет Косолапов, товарным знаком «русскости» именно эти два объекта и стали. Работа эта была выставлена на знаменитой выставке «Русский поп-арт» в Третьяковке, а затем снята по требованию православной общественности.
8. Эта работа Косолапова и была включена в проект начальника отдела новейших течений Андрея Ерофеева в Сахаровском центре под названием «Запретное искусство-2006». Он просто собрал такие работы, которые невозможно было показать в прошлом году в Третьяковке и других местах. Все это было выставлено со всеми мерами предосторожности — за специальными загородками; посмотреть их можно было только через довольно высоко расположенные дырочки. Среди отверженных оказался и Илья Кабаков с легким матерком, и неизменные «Синие носы» с упакованной в хиджаб девушкой, у которой от ветра юбка задралась в духе Мэрилин Монро. Еще была одна работа группы ПГ — военный начальник перед строем содомизирует военнослужащего под лозунгом «Слава России!». Дальше все пошло по накатанной схеме — объявления на сайтах соответствующей тематики, возмущенные манифестации (к счастью, на этот раз без погрома), судебный иск. Ничего нового — и никакого скандала. Все как обычно, разве что Юрий Самодуров оказался рецидивистом, а Андрей Ерофеев уже попал под запрет на профессию — ему не рекомендовано в течение года делать новых выставок. Под суд не попадет только недавно умерший Михаил Рошаль. В 1972 году его за икону, где в руке у Христа был вместо библии плакат «Дадим угля сверх плана!», уже таскали в КГБ. Но по другой причине — за то, что осмелился высказаться о том, что советская власть претендует на божественное происхождение. Теперь то же самое рассматривается как антипатриотичное кощунство.