"Мы разрушаем иллюзии". Интервью с солисткой ВИА "Татьяна" Мириам Сехон | Музыка и клубы | Time Out
Музыка и клубы

“Мы разрушаем иллюзии”. Интервью с солисткой ВИА “Татьяна” Мириам Сехон

  13 августа 2007
5 мин
“Мы разрушаем иллюзии”. Интервью с солисткой ВИА “Татьяна” Мириам Сехон
ВИА «Татьяна» играет самую модную музыку этого лета, «ретро с человеческим лицом». Перед концертом группы корреспондент Time Out поговорил с ее солисткой Мириам Сехон о том, как остаться современной девушкой в платье 30-х годов.

Семь девушек в старинных платьях поют песни 30-х годов и погружают в атмосферу того времени. Такое вроде бы незамысловатое представление оказалось очень эффектным: ВИА «Татьяна» даже приглашали недавно выступать для посла Евросоюза, а залы на концертах они собирают без всякой рекламы благодаря одному лишь «сарафанному радио». Во время интервью солистка Мириам Сехон была не в образе, одета обычно и говорила не останавливаясь. При этом она попросила вырезать из интервью всю ненормативную лексику, потому что его прочтет бабушка.

Вы уже почти культовый персонаж, в «Живом журнале» даже есть посвященное вам сообщество, разве что на улицах еще не узнают. Не обидно за остальных участниц ВИА «Татьяна»?

Да, это я придумала ВИА, но это не мой личный проект, а сотворчество семи человек — это очень важно. Да, я солистка, лицо группы, но все девушки — каждая сама по себе артистка, каждая — личность. Вот, например, моя подруга Алина Масленникова помогла всех собрать. Или пианистка Валерия Коган — она делает аранжировки, и очень здорово. Как-то нам нужно было быстрее все сделать, мы попросили мальчика-аранжировщика. Но человек извне никогда не сделает то, что тебе нужно. Надо с нами провести какой-то отрезок жизни, побывать на репетициях, послушать, как мы ссоримся, шутим и смеемся, как играем концерты. А Ирина Зарубина, которая играет на контрабасе? Мало того что она присутствовала в Time Out в списке самых красивых людей Москвы, она еще в этом году окончила музыкальное училище по классу контрабаса, а еще играет на тромбоне и собирается поступать на джазовое отделение. Мы срослись вместе, стоит поменять только одного человека — и все будет совсем по-другому.

Вы где-то специально учились стилю поведения на сцене? Пересматривали архивные записи или театральная подготовка помогла?

Я надеваю костюм, и у меня появляется внутреннее представление о времени. Снимали недавно для журнала фотосессию: я надела шляпку с вуалью — и тут же изменились все движения. С этим, наверное, рождаешься. Как есть люди, которым что ни надень, им все идет, а другие берут в руки новый музыкальный инструмент и тут же начинают на нем играть. Мне иногда кажется, чтоя себя омерзительно веду. Мне, например, говорят: «Вы не должны на сцене нагибаться за водой».

Да, я тоже отметил этот момент: создается атмосфера, и тут вы наклоняетесь за пластиковой бутылкой, и образ сразу же испаряется.

Но бутылка с водой не висит в воздухе! А я пою, и мне нужно пить воду. У тебя возникает иллюзия — мы ее разрушаем, и в этом нет ничего плохого. Я все равно не девочка из 30-х, я из XXI века. Когда мы делали концерт для ветеранов на 9 Мая, они потом возмущались: «У вас девочка курит! Представьте себе, чтоб кто-то в симфоническом оркестре курил!» Или друзья после концерта подошли, начали восхищаться: «Ой, это так прекрасно, так замечательно», а я им: «Ка-а-ак же я задолбалась!». Они: «Боже, ты создала такой прекрасный образ, а теперь…» Ну я же живой человек! Я могу устать, я какаю и писаю, ем и пью, все у меня так же, как у других людей. Мы попадаем в стилистику — и слава богу, но мы не хотим совсем все время в нее играть. Когда ты смотришь на Ренату Литвинову — она человек, который держит стиль на 100 процентов. Нов какой-то момент это становится чересчур, хочется, чтобы она уже сказала (басом): «Ну все, я пошутила!»

А собственные песни у вас есть?

Наш продюсер считает, что мы должны начать писать свою музыку. Но писать музыку, стилизованную под 30-е годы, — это совсем другое. Ты слушаешь эти песни 30-х годов и слышишь там наивные тексты. «Не уходи, побудь со мной еще минутку, не уходи, мне без тебя так будет жутко». На английском языке это петь можно. Но по-русски когда слышишь «Если ты меня любишь, зачем же ты уходишь и сажаешь меня в такси», то думаешь: господи, что это такое! По сути песни 30-х, которые мы исполняем, — это попса того времени. В то время были Шостакович, Рахманинов, Скрябин, ну или Шаляпин, в сравнении с ними Шульженко и Утесов — кабаре. А если сейчас сравнить Шаляпина и Утесова, то понимаешь, что Утесов — тоже великий музыкант. Мы не пытаемся это повторить, это невозможно: у нас другой инструментальный состав, мы женщины, в конце концов!

Когда ждать студийной записи?

Группа «Татьяна» не запишет альбом, потому что ни одна звукозаписывающая студия не возьмется за альбом чужих песен, на которые нужны права. Вот мы сыграли песню Цезарии Эворы и захотели ее записать. Я пишу композитору этой песни на Кабо-Верде — он там сидит, курит и почту электронную не проверяет. Его друг нам отвечает, что композитор счастлив, что какая-то девочка в Москве поет его песню, «ну а по поводу прав обращайтесь в Париж». А туда уже не дозвониться.
Если какая-нибудь «Мелодия» решит, что готова заплатить и композиторам, и авторам текстов и все записать, — прекрасно. Но есть другие музыканты, которые пишут свою музыку, и пусть она похожа на то, что ты сто раз слышал, с ними проще. Да и зачем нас слушать в записи, лучше потерпеть две недели, взять любимую девушку, бабушку или маму, прийти в клуб, выпить там чаю или водки и послушать.