Максим Кальсин: «Режиссер — это тот, кто помогает или не мешает играть артисту» — это абсолютная истина
Вы учились во ВГИКе у Шахназарова, почему кино предпочли театр?
Уже в процессе учебы я стал много играть, участвовать в отрывках, и постепенно понял, что кино – это не мое, поскольку это процесс очень длительный. Там режиссер должен быть совершенным маньяком, который тянет свой замысел через все: пролонгации, отсутствие денег и прочее, а мне по моей психосоматике нужно что-то более диалогичное, быстрое и более живое.
На курс к Гинкасу вы случайно попали или именно к нему стремились поступить?
Это абсолютное стечение обстоятельств, просто когда я понял, что мне нужно заниматься театром, то совершенно случайно увидел на стене объявление о том, что Кама Миронович набирает мастерскую. Разумеется, я знал, что это замечательный режиссер, мастер с мировым именем, и я подумал, ну на ловца и зверь, это как раз то, что мне нужно.
Чем различаются подходы в работе с актерами в кино и в театре с точки зрения режиссера?
Кажется, кто-то из американских артистов говорил, причем кинозвезд уровня Аль Пачино, что разница небольшая, все равно любая игра – это ходьба по проволоке, только в кино она натянута на метр от пола, а в театре – на десять метров. А что касается режиссуры, то в кино режиссер требует того, что ему нужно, того, что соответственно артист уже умеет, а в театре мы же каждую сцену рождаем вместе.
Вы поощряете актерские импровизации?
Естественно, а как же. Гинкас говорил нам гениальную вещь, с иронией, конечно, но мне кажется, в этом есть абсолютная истина: «Режиссер – это тот, кто помогает или не мешает играть артисту». И вторая часть этой фразы ничуть не менее важна, чем первая. Это сложно, кстати… Как бы обидно это ни звучало, но в театре режиссер в гораздо меньшей степени автор, чем в кино, в театре он скорее тренер, но только он должен придумать правила игры, если в футболе они раз и навсегда заведены, то здесь каждый раз ты должен придумать во что мы будем играть и как, а потом уже тренировать, но играют-то артисты, они создают эти образы. А кино, конечно, это более авторская вещь, там режиссер все придумал, кому куда ходить и где сморкаться.
Перед началом репетиций вы с актерами отправились в поход, совершили сплав по реке, аналогичный происходящему в романе. Что он вам дал?
Он мог помочь или не помочь в буквальном смысле в выстраивании мизансцен и прочего, но он напитал эмоциональную память, которая потом послужит толчком к воображению, еще к чему-то. В любом случае это такие вещи, которые действуют безусловно, но не сразу. Само ощущение реки, тайги, когда вдруг ты не то что понимаешь головой, а чувствуешь всей душой, что сталкиваешься с чем-то гораздо большим, чем ты по определению. В городе же этого не замечаешь, в городе ты большой, ты входишь в комнату – она тебе соразмерна, идешь по улице и все тесно, плотно, дома, автобусы, машины. А когда ты попадаешь туда, то начинаешь понимать свой подлинный человеческий масштаб, насколько ты мал в этом мире, насколько все остальное мощное, могучее, молчаливое, но в то же время очень сильное. Тут меняются какие-то настройки в принципе, и, конечно, это очень важно, особенно для этого проекта, потому что там же суть в этом, там на этом завязан конфликт.
Расскажите о литературной основе постановки.
Мы делаем спектакль по роману Алексея Иванова, и я должен сказать, что это очень ответственная и волнительная для меня задача, поскольку я убежден, что это лучший современный российский писатель, причем писатель на века, и это открытие на небосклоне российской литературы. Тот, кто читал «Географа…», согласится, что это потрясающая по остроте, точности, человечности, и в то же время мудрости книга. Роман превосходный, там все вкусно, остро, так по-настоящему и щемяще. Кроме того, он меня зацепил еще и потому, что повествует о середине 1990-х годов, а это моя молодость, я все это помню, я помню тот запах, про который великолепно пишет Иванов.
А в детстве вы какими книгами зачитывались?
Естественно, это весь приключенческий набор: Майн Рид, Конан Дойль, Стивенсон… Мне очень нравились романтики, Виктора Гюго я прочитал в шестом-седьмом классе все двенадцать огоньковских томов, я читал русскую классику, которая не казалось мне скучной. Я вообще был очень читающим юношей, таким я бы даже сказал поэтическим. Родители здесь оказали неоценимое влияние, я бесконечно им благодарен, потому что они воспитали вкус к чтению, в доме всегда были книги.
Кем работали ваши родители?
Папа Георгий Родионович, царствие ему небесное, был офицером, моряком, потом служил в ракетных войсках, а мама Галина Дмитриевна инженер, то есть они с художествами никак не связаны. Я один пустился в это плавание.
Вы свое предназначение уже нашли или вы не исключаете еще одного крутого поворота в судьбе?
Да, я верю в то, что нашел, я бы очень не хотел что-то еще менять и разочаровываться. И конечно, я надеюсь, что в театре буду открывать для себя все новые и новые вещи, буду расти, что не исключает занятий другими проектами, которые тем не менее рассматриваются мной как факультатив. Например, недавно мы писали сценарий для полнометражного фильма, надеюсь, он скоро выйдет, я работал и продолжаю работать на радио, буду делать и кино в том или ином варианте, почему бы и нет, творческая работа, разнообразие – это хорошо, но где собака зарыта, я для себя уже понял.