“Кого-то пришлось убить”
В проекте «Короли танца», придуманном продюсером Сергеем Даниляном и полтора года назад стартовавшем в Америке, на сцену выходят четыре балетных суперзвезды, которых невозможно увидеть вместе вне этого представления. Они танцуют специально поставленный спектакль «For Four», показывают любимые миниатюры и по очереди изображают педагогов-психопатов, убивающих своих учениц в балете «Урок» Флеминга Флиндта. Короли — фантастически разные: лениво выпрыгивающий в воздух и зависающий в нем американец Итан Стифел; виртуозный, вращающийся, как электродрель, Анхель Корейя; мрачный, хранящий достоинство древней датской школы Йохан Кобборг. И — Николай Цискаридзе, десять лет не уступающий звания лучшего танцовщика России.
Что нужно сделать для того, чтобы стать королем в Большом театре?
Ох, страшно об этом вспоминать. Железную волю надо иметь. Быть сильным человеком. Уметь убивать наотмашь — не бить, а сразу убивать. Это первое. А все остальное — надо быть первоклассным. Потому что наша старая сцена — та, что сейчас на реконструкции, — была устроена так, что фуфло было видно моментально. И если ты не являлся чем-то сверхъестественным — сам театр тебя не принимал.
Вы многих убили?
Кого-то пришлось убить. Ну не физически, конечно. Но я только защищал себя.
А вас кто-нибудь хотел, так сказать, убрать с дороги?
В самом начале, когда я получил первую роль Меркуцио в спектакле Юрия Григоровича в Большом театре, меня должны были носить на руках пятеро «друзей». Эти артисты были гораздо старше меня, и все они были претендентами на эту партию, но никогда ее не станцевали. Поэтому на репетициях они старались так перебросить меня, чтобы я приземлился лицом в пол. Один раз на прогоне я сильно ушибся. Юрий Николаевич все видел, но ничего не сказал — только назначил на следующий день трехчасовую репетицию. И все это время заставил их носить меня на руках. Они потом выползали с репетиции, а не выходили!
А сейчас… Я летом танцевал в Лондоне балет «Корсар». Спектакль так поставлен, что там надо быстро поменять туфли — с характерных на те, в которых будешь танцевать па-де-де. За двадцать секунд буквально. Я начинаю их менять — и у меня рвется резинка на обуви. Все знают, как я проверяю свой костюм, декорации, вообще все. И тут — заранее проверенные туфли. Странно. Я хватаю у костюмерши нитку с иголкой, мгновенно пришиваю эту резинку, выхожу на сцену, и все проходит удачно. А вернувшись в Москву, я отпарываю пришитое на скорую руку и обнаруживаю, что резинка была подрезана бритвой. С этим всю жизнь сталкиваешься, миллион раз такое было. А когда я говорю, что с волками жить — по-волчьи выть, все считают, что у меня плохой характер. Входя в театр, я все время нахожусь в состоянии обороны, в состоянии борьбы и выживания. С удовольствием обошелся бы без этого.
Вычислить виновника, вероятно, невозможно?
Отчего нет? В комнату, где были мои туфли, могли попасть всего три человека — танцовщики Денис Матвиенко, Сергей Филин и костюмер. Туфли двадцать минут лежали на столе, когда я гримировался. Но я не буду обвинять никого, пусть это будет на совести человека, который это сделал.
Как вам удается противостоять недоброжелателям?
Я благодарен моему учителю Петру Антоновичу Пестову. Он так взвинчивал атмосферу в классе — «вот, если ты это движение не сделаешь, ты танцовщиком не станешь, твоя жизнь кончена». Он приучил меня, что, даже если рядом рушится стена, я должен делать жете ан турнан. Выключился свет — я должен делать жете ан турнан. Он меня в этот момент может ударить — я все равно должен делать жете ан турнан. Он подготовил меня к жизни, где меня все бить и убивать будут.
Как вы считаете, вас могут свергнуть с престола? Есть ли сейчас в труппе артисты, способные это сделать?
Нет, настоящих королей никто не свергает. Если они настоящие — они сами отдадут корону. Владимир Викторович Васильев много лет никого не пускал на свое место, а потом сам отдал мне стол в гримерке. Несмотря на то что отношения у нас, когда он руководил театром, были не очень…
Вы когда-нибудь сомневались в себе? Или всегда знали, что вы — Король?
Когда я в первый свой сезон стоял среди рабов в «Спартаке», у меня было ощущение, что все смотрят только на меня. И в школе всегда так было. У меня все детство была няня, которая читала мне взрослые книги. Если для большинства моих сверстников в шесть лет слово «Дзеффирелли» означало заболевание, то я знал, кто это и что он сделал. К шести годам мог пересказать все трагедии и комедии Шекспира. Я конкретно мог сказать, из-за чего Анна Каренина бросилась под поезд. И когда меня не выбрали командиром звездочки — меня это страшно огорчило.
А в балетной школе вы сразу стали лидером?
О, я был признанным гением, и мне ставили только хорошие оценки! (Хохочет.) В Тбилиси все было просто, а вот после перевода в Москву… Я три года был лучшим в школе, меня все любили. А тут все орут, напоминают, что я зачислен условно. Первое время было очень сложно. Мне никто даже списывать не давал. Меня спасла мама. Она полгода вместе со мной делала все уроки. Она сначала не хотела, чтобы я стал балетным, надеялась, что мне быстро надоест. Но когда не надоело — все сделала для меня. Она Пестову сказала: «Мне нужен результат. Если нужно бить моего сына — бейте, мне нужно, чтобы мой сын не был в кордебалете».
Вашим коллегам по проекту «Короли танца» было проще или сложнее стать королями в своих театрах?
Конечно проще. И в American Ballet Theatre, где работают Итан Стифел и Анхель Корейя, и в английском Royal Ballet, где сейчас Йохан Кобборг, четкая контрактная система, не надо ничего выгрызать.
А каковы ваши отношения с коллегами по проекту — как коронованным особам работается вместе?
Мы иронично относились к названию «Короли танца». И помогали друг другу, ревностно друг за другом наблюдая. В Штатах, когда мы готовили премьеру, у нас было всего две с половиной недели на репетиции. Причем сначала планировалась другая программа — в первом отделении новый балет Кристофера Уилдона, в котором мы танцуем вчетвером, в третьем — сольные номера, а во втором должен был идти балет Ролана Пети «Юноша и смерть». В течение четырех вечеров каждый из нас должен был выйти в главной роли. Но за две недели выяснилось, что к балету Пети не могут доставить декорации, и Йохан Кобборг предложил взять хорошо ему знакомый «Урок» Флеминга Флиндта. Так и получилось, что Короли стали по очереди душить девушек.
После того как пройдут «Короли танца», «Урок» войдет в репертуар Большого театра, а вы, кажется, впервые в жизни назначены репетитором. Никого не хочется придушить?
Спектакль я еще не готовил, но я давно даю класс. Кто-то из людей, приходящих на класс, мне нравится, кто-то нет. Но великая балерина Марина Тимофеевна Семенова научила меня тому, что жизненную реакцию нельзя переносить в работу. А придушить… Ну, иногда хочется, особенно когда человеку годами говоришь одно и то же, а он не делает. Но ведь мои учителя тоже мне годами говорили одно и то же.
У королей значительную часть жизни отнимают светские обязанности. Вам светская жизнь не мешает в работе?
Светское мероприятие — это когда люди ходят и торгуют своим лицом. Я этим не занимаюсь, хотя мне это хотят приписать. Все, что я делаю, — это популяризация профессии. И когда я на телеканале «Культура» перед показом какого-нибудь спектакля рассказываю о нем, мой рейтинг в два раза выше, чем у самого балета! И это — часть профессии, это было всегда — только Уланова и Лепешинская занимались этим на комсомольских собраниях. Когда я стал участвовать в мюзикле «Ромео и Джульетта», вся эта публика пришла потом в Большой театр. И это делать необходимо — вы знаете, как упал конкурс в балетные училища? После «Танцев на льду» вырос интерес к фигурному катанию. О балете тоже надо позаботиться!