“Тайную вечерю можно съесть”
Вы в первый раз в Москве и сразу с «Русским проектом»?
Да. О России много говорили, когда я рос, во время холодной войны. Наши знания были обрывочны, Красная площадь казалась версией Диснейленда. Эти обрывки напоминали кусочки картины, не соединяющиеся друг с другом, — такой пазл.
Поэтому часть «Русского проекта» сделана из пазлов?
Было бы слишком претенциозно сказать, что я делал проект о русском искусстве. Я просто взял несколько вещей и очень удивился, когда понял, как мало мы, на Западе, знаем об этом. Особенно это касается XIX века — Врубеля и Ве…
Верещагина?
Не могу выговорить. Зато Родченко стал частью мировой культуры, его образы используют те, кто и имени этого не знает.
А вы оригиналы видели когда-нибудь — Врубеля, Верещагина?
Надеюсь увидеть, но копия — тоже хорошая вещь.Мои работы говорят и о том, что мы знаем произведения искусства по репродукциям в книгах, интернету, но даже простой образ нельзя точно воспроизвести. Стоит отвернуться — и он меняется.
Как связаны для вас образ и материал?
Еще Аристотель сказал, что мыслим мы образами, а образ без материала не существует. Материал может менять восприятие сюжета. Когда я делал сахаром портреты детей, которые работают на сахарных плантациях на Карибах, их воспринимали совершенно иначе, чем когда я говорил, что использовал соль или кокаин. У шоколада, кока-колы, икры много значений, за ними — культурные мифы. Иногда я пересекаю границы чувств — многие продукты ассоциируются со вкусом или запахом, люди на это тоже реагируют.
А почему в «Русском проекте» икру не использовали?
Это было бы слишком прямолинейно. Но я делал раньше из икры Маркса и Франкенштейна. С портрета Маяковского из икры начались мои отношения с галереей Татинцяна.
Использовали русскую икру?
Нет, иранскую — пока вы не спросили, я об этом даже не думал.
Как вы работаете с медом, кетчупом, икрой? Они же быстро портятся, гадко выглядят…
Фокус в двух вещах: представить сложное — простым, а простое — сложным. С шоколадом — это буквально одно движение руки на листе небольшого размера, но надо долго тренироваться. Зато потом картинку можно увеличивать— она становится только интереснее. Когда с икрой работал, то пластик клал на кусок льда. У меня есть произведения размером до 500 метров — чертежи на песке, которые можно видеть только с помощью Google Earth, — на каждое такое изображение уходит около трех месяцев работы с топографами и GPS-навигатором.
Люди воспринимают искусство как фетиш, тем более если оно религиозно. На вас никогда не обижались за шоколадную «Тайную вечерю», например, или Мону Лизу из джема?
Мне бы очень не хотелось кого-то шокировать: наше восприятие устроено так, что человек защищается от шока, поэтому сложно запомнить порнографию и всякие ужасы. А я хочу, чтобы люди смотрели внимательно. Я сделал «Тайную вечерю» из шоколада, и никто не возражает, может быть, потому, что шоколад — это хорошо, позитивно.В Ватикане даже продаются шоколадки с изображением «Тайной вечери» — я сам видел, можно съесть.