Андрей Кончаловский: «Чтобы говорить, что это мрачный фильм, надо быть сайентологом каким-то»
Почему производственный процесс получился таким долгим?
У меня все проекты очень долгие, да и не бывает тех, что складываются легко. А что касается «Щелкунчика», то очень сложно было найти финансирование на эту сказку, на эту интерпретацию.
И в итоге вы нашли его не в Голливуде.
В России, у людей, которые в принципе не занимаются кино. Они просто поверили в проект.
И остались довольны тем, что получилось?
Да, картиной они остались довольны — а иначе просто не дали бы денег. Отдачи в финансовом плане они, естественно, ждут — и разочарования наверняка будут, потому что Америка отказалась смотреть фильм, который отступает от интерпретации Чайковского и Петипа. Там критиков удивило, что это не балетная интерпретация и поднимаются какие-то более серьезные темы.
Вас удивила такая реакция?
Да. Для меня это было палкой по голове. Я все-таки не американец, я привык к интерпретациям, помню сказки Шварца, спектакли по классике и прочее, прочее… Еще раз убедился, что я не понимаю американской ментальности.
«Щелкунчик» и на самом деле сильно отличается от рождественских киносказок в привычном понимании.
Конечно! Я же европеец. Европейская мысль, европейское искусство предполагает разговор о теории относительности, о тайне человека, о том, что зло нельзя уничтожить, но с ним можно бороться. Американцы же считают, что все плохое можно уничтожить, всех помыть и все будет хорошо. Это абсолютно другое ощущение мира.
Зачем вам понадобилось переносить действие в Вену 20-х годов и превращать нашествие крыс в метафору фашизма?
В фильме много аллегорий, много того, что я бы назвал культурными ассоциациями. Делай я просто кино по Гофману, мне бы не было очень интересно. Тем более Гофман же писал для взрослых, это литература фантастического реализма, иносказание, не предназначенное для детей. Это уже потом Перро адаптировал «Щелкунчика» для детей, а Петипа и Чайковский и вовсе сделали хороший дивертисмент, приспособив сказку под поп-культуру конца XIX века.
А аллюзии на Херста с Уорхолом вам зачем?
Я понимаю, что это мало кому нужно. Но для тех, кто понимает, это будет приятно — и акула, и белый парик Крысиного короля. Вообще, как можно говорить о том, что картина депрессивная? Я не знаю, с какого неба они свалились. В основном мы же стебаемся по поводу зла. Если Киркоров с Пугачевой озвучивают злодеев, то о чем тут говорить? И в англоязычном варианте то же самое. Туртурро — эксцентрический актер, это американский Эраст Гарин, у него такая же невероятная способность фарс сделать правдивым. И конечно, Фрэнсис де ля Тур — замечательная комедийная актриса, которая прекрасно играет фарс даже в «Гарри Поттере». Чтобы говорить, что это мрачный фильм, надо быть сайентологом каким-то.
Ну, зарубежную публику могли смутить и ассоциации с холокостом.
Мне кажется, они подумали: «Как мог Кончаловский испортить наши чудные ожидания от «Щелкунчика„ Чайковского, где мышки разбегаются очень быстро и потом все просто танцуют “Вальс цветов»?» И для них был шок, что есть некоторое другое прочтение. К тому же мы говорим о критиках, а дети — я же делал фокусгруппы — по-другому все воспринимают. Мальчишкам так и вовсе нравятся Туртурро, крысы и мотоциклы — американским в том числе. Но зритель не пошел. Еще раз я ошибся — причем в оценке американцев, а не своей картины. За последние 20 лет, с тех пор как я приехал в Голливуд, американское кино радикально изменилось. Изменилась демография зрителя. Зритель теперь любит не читать, а играть в видеоигры.