Почему в Москве дорого и неудобно?
А Time Out составил картину утопического города, в котором всем нам так хотелось бы жить.
Архитерктура и городской ландшафт, экология, недвижимость, уровень жизни
Как улучшить экологию?
Роман Саблин, руководитель экологического проекта GreenUp: Последний год я живу в центре Москвы, на Пятницкой, и бедственную экологическую ситуацию чувствую на себе. Смог, редкое солнце, автомобили в пробках, огромное количество мусора. Жить в Москве становится все тяжелее, люди по-прежнему не хотят менять свои привычки, равнодушны и аморфны. Но при этом — за последний год у людей стал просыпаться интерес к экологии. Пожары летом помогли, как это ни парадоксально. За полгода в нашей экологической коммуне — «ЭкоЛофт» — побывало порядка 700 человек, на семинарах, тематических встречах, кинопоказах. Это живые, интересующиеся люди, которые хотят менять ситуацию, делать что-то своими руками — начать перемены к лучшему с себя.
Решать проблему можно на уровне рабочего места. Например, наш проект в духе социального предпринимательства «ЭкоОфис» предусматривает перевод рабочих пространств в экологические форматы. Ведь офисами в Москве зачастую управляют неэффективно, переводя впустую огромное количество электричества, бумаги, вредной бытовой химии. В этих офисах неудобно и некомфортно работать. А можно беречь окружающую среду, не выходя из офиса. Тем более что это и экономически оправдано. Так, «ЭкоОфис» на 30 сотрудников может экономить от 200 тысяч рублей в год.
Екатерина Батанова, специалист по городскому развитию, мастерская Евгения Асса, МАРХИ: Мировые столицы постепенно переходят от роли финансовых центров к роли агломератов знаний и творчества. То есть привлекают творческих людей, деятелей науки, лучших студентов и профессионалов, а чтобы максимально использовать их потенциал, дают возможность работать и развиваться в комфортных условиях. Вот почему Англия и Америка стратегически развивают свои города так, чтобы поддерживать высокий уровень науки, искусства, культуры и образования. Только в таком случае они останутся конкурентоспособными на мировой арене, и государства активно занимаются вопросами городского развития, выделяя значительные ресурсы. При таком подходе качество городской среды неизбежно растет. В Москве государство, напротив, не занимается вопросами городского развития. Как в странах третьего мира, оно происходит «само». При этом — почти целиком основываясь на отлаженном механизме обхождения номинально существующих законов для извлечения максимальной выгоды из государственных финансовых потоков. При этом, в отличие от многих городов Бразилии, где ситуация схожа с нашей, городская власть не только не стремится изменить положение, но и является одним из основных инициаторов и участников процесса. В рамках такого подхода успешное развитие города невозможно. И поэтому до сих пор нет единой, профессионально разработанной стратегии развития Москвы, нет эффективно работающих в этой области организаций, нет профессии планирования городского развития как таковой. А поскольку нет профессии, то нет и образовательной базы. Более того, нет диалога между различными дисциплинами и организациями, задействованными в процессе городского развития. Ключевым же моментом для решения этих проблем является наличие политической воли, так как город — это прежде всего политическое образование.
Почему в Москве дорогие квартиры?
Георгий Дзагуров, генеральный директор компании Penny Lane Realty: В Москве реальный дефицит жилья. Современное строительство развивается всего пару десятилетий и подвержено кризисам. При этом город является столицей практически всех сегментов жизнедеятельности. На снижение может работать децентрализация, то есть перенос многих государственных и бизнес-институтов в регионы, активное развитие регионов при отсутствии жесткой воли к перетягиванию всего в столицу. Какие-то элементы этого процесса можно заметить: Прохоров прописывается в Ханты-Мансийском округе, Конституционный Суд переехал в Питер. Второй фактор — закрытый, порою сознательно затрудненный вход в бизнес строительства жилья в столице. Высокая зависимость от произвола чиновников, коррумпированность, когда схема туманна, запутана и непредсказуема, появляется риск потери средств, вступления в долгострой, неисполнения планов. Это мешает работать открыто, в интересах снижения цен, то есть покупателей. И сама по себе стоимость строительства высока из-за сложных климатических условий.
А главным препоном являются отсутствие в стране длинных денег и крайне высокая стоимость заемных ресурсов.
Снизить цены на жилую недвижимость можно только при условии, если сделать процессы согласования и государственного (муниципального) контроля прозрачными и простыми. Продвигать широко и масштабно дешевую ипотеку (под 2—4% как в Европе). И строить больше домов.
Каково в Москве иностранцу?
Пьер-Эммануэль Майас, консультант по стратегическому развитию и коммуникациям, живет в Москве с 2005 года: Москва — это город для бизнеса, заработка денег. Совсем не тот город, где ты медитируешь, рисуешь или просто наслаждаешься жизнью. На первый взгляд кажется, что в Москве нет ничего европейского. Когда смотришь на собор Василия Блаженного, то вспоминаешь Багдад или сказку о Синдбаде-мореходе. Жить в таком большом городе очень интересно, поэтому я здесь уже больше пяти лет. Это настоящий город-перекресток, где встречаются люди и культуры, — в один день ты видишь толпу корейцев, в другой — американцев и шведов, и движение никогда не заканчивается.
Если говорить в целом, то город большой, холодный, некрасивый и неудобный, но в нем есть то, чего нет в европейских городах, — постоянное движение, обновление, драйв. Развитие Москвы — своеобразный контрапункт по сравнению с Европой, где города стремятся превратиться в деревни без машин и загрязнения воздуха, а Москва, напротив, стремится быть именно городом с огромным количеством транспорта. Москва как будто обращена в будущее, а не в прошлое — в Париже ты как будто живешь в музее. В Москве не так много захватывающих дух красот, за ними нужно ехать в Санкт-Петербург. Кроме того, столичные достопримечательности рассеяны по городу, а не сконцентрированы в одном районе, как привыкли европейцы. Например, идешь на выставку в «Гараж», а поблизости от него больше ничего нет. Именно полнейшая дезорганизация делает город таким необычным и уникальным. Все перемешано, структура и иерархия не просматриваются.
Транспорт и бензин, парковки и велосипедные дорожки, грязь на дорогах и пробки
Почему на московских дорогах плохой асфальт?
Николай Павлов, экс-руководитель: Департамента жилищно-коммунального хозяйства Москвы: Во время строительства автотрасс в Москве попросту недокладывают асфальта. Немножко, всего один слой (по технологии асфальт на городских магистралях должен быть двухслойным, толщиной 12—17 сантиметров). При такой экономии в результате получается, что размер дорожного покрытия составляет всего 5—7 сантиметров и, соответственно, быстрее износится. Новое строительство тоже не ведется по всем необходимым параметрам, что и приводит к преждевременному износу дорог.
Как решить проблему с пробками?
Михаил Блинкин, научный руководитель НИИ транспорта и дорожного хозяйства: Сладких лекарств по решению проблем пробок нет, самое простое — в координации землепользования и развитии транспортной системы. Но есть еще более горькое лекарство, которое касается миллионов человек. Таблеткой в решении транспортной ситуации я вижу введение регламентированной и легализованной платной парковки. Второе — это введение акцизов на цену бензина и направление этих денег в дорожное строительство.
Когда можно будет нормально парковаться?
Сергей Собянин, мэр Москвы: Есть мнение, что на одну машину требуется три парковочных места. Но даже по простым подсчетам нам не хватает два миллиона парковочных мест. Это огромная программа. Предлагаю создать отдельную подпрограмму развития гаражей в Москве. В течение пяти лет в основном мы должны решить проблему гаражей.
Илья Шершнев, девелопер: Парковок не хватает, потому что центр Москвы не предусматривал подобного числа автомобилей. Рентабельность строительства парковок пока невелика. Решить проблему можно тремя непопулярными у нас мерами: 1) сделать платным въезд в центр по аналогии с Лондоном; 2) эвакуировать все неправильно припаркованные машины; 3) сделать стоимость парковочных мест адекватной затратам на их строительство.
Почему на дорогах грязно?
Анна Килимник, обозреватель журнала «Автопилот»: В России, оказывается, нет собственных норм предельно допустимой концентрации (ПДК) мелких взвешенных частиц, которые летают вокруг нас в воздухе и аккуратно укладываются под ноги и колеса.
По нормативам ЕС концентрация взвешенных частиц диаметром до 10 микрометров не должна превышать 40 микро-граммов на м3. Со своими 34 мкг/м3 Москва не очень-то выбивается из общей массы. Это хуже, чем в Париже (24 мкг/м3), Стокгольме (29 мкг/м3) и Лондоне (30 мкг/м3), немного лучше, чем в Мадриде (38 мкг/м3), и намного лучше, чем в Гонконге (59 мкг/м3). Но те, кто был в этих городах, не дадут соврать, там нет такой грязи под ногами после дождя и таких едких луж, какие есть в Москве. В любом крупном городе под ногами есть или асфальт, или брусчатка, или газон. И только москвичи все пылят и пылят, будто на трактах XIX века. Борьбу с пылью у нас по старинке ведет дождь, после которого количество пыли снижается вдвое. Если бы сделать в нашем городе капитальный ремонт, закупить очистные сооружения, выгнать вонючие грузовики, засадить травой вытоптанную землю, прочистить трубы и убрать придорожную грязь, Москва стала бы довольно приятным городом.
Товары и цены, продуктовые магазины и бутики, хлеб и водка, дизайнерская одежда и обувь
Почему в Москве нет хороших продуктов?
Борис Акимов, соучредитель магазина фермерской еды «Лавка»: Причины отсутствия нормальных фермерских продуктов — глобализация, помноженная в России на катастрофические последствия советской власти. Российские продуктовые рынки оказались абсолютно пустыми в начале 90-х. И глобальные продовольственные игроки пришли и просто все забрали себе. И теперь локальным фермерам — особенно небольшим фермерским хозяйствам — очень сложно. Чтобы изменить ситуацию, надо, чтобы люди начали думать о том, что они едят, и чтобы они поняли — эра дешевой еды закончилась. Не может быть дешево, экологично и вкусно. Так не бывает. Необходимо, чтобы государство не мешало развиваться малому сельскохозяйственному бизнесу.
На мой взгляд, будущее не за рынками, а за фермерами или фермерскими агрегаторами, которые будут напрямую выходить на покупателей через интернет. Мы хотим сделать из «Лавки» кооператив, который объединит и покупателей, и продавцов. В результате фермерские продукты станут дешевле и доступнее.
Почему в центре города мало продуктовых магазинов?
Николай Диваков, ди ректор Дома предпринимателя: Проблема номер один — отсутствие и/или дороговизна помещений под магазины так называемой «шаговой доступности». Решением этой проблемы озабочен наш мэр Сергей Собянин. Думаю, в ближайшее время будут изменения. Торговля, как и другие направления экономической деятельности малого бизнеса, сталкивается с одними и теми же проблемами: административные барьеры, коррупция, постоянно меняющиеся «правила игры», недостаток финансовых ресурсов. Но, на мой взгляд, самая главная проблема — отсутствие у молодежи желания или даже страх начать свое дело, как следствие — отсутствие инициативы. То, что мы сейчас наблюдаем, — это мутировавший конфликт отцов и детей, в котором дети не могут, а отцы не хотят.
Почему рыба в ресторанах мороженая?
Андрей Куспиц, партнер клуба «ЛеБонгу», эксперт по морепродуктам: В России случился большой разрыв в традиции: индивидуальная ловля рыбы, выращивание устриц — все это исчезло вместе с царским режимом. А в наследство от СССР остался гигантизм, все эти большие корабли, которые уходят на много дней в плавание, а потом привозят гору рыбы, которую необходимо обработать для транспортировки. Поэтому в массовом сознании и отложилось, что рыба бывает или консервированная, или замороженная. В течение последних двадцати лет активно развивался экспорт, и потому сейчас, к примеру, треска в Москве во французском ресторане будет французская или норвежская, но никак не отечественная. Но есть бизнесмены-энтузиасты. Дальневосточные устрицы, спизула (или тихоокеанский кламс), живой морской гребешок, черноморские мидии — этими продуктами занимается Александр Ежель. Но ресторанам и супермаркетам интересней закупать продукты по бросовым ценам и с длительным сроком хранения. Турецкая дорада и сибас хранятся около 20 дней. Но в них столько антибиотиков, что по сути это — бройлер!
Александр Перепелкин, консультант агентства Lunar HARE: В Москве магазинов со стройной концепцией очень мало. Чаще всего это или набор хитовых марок, из которых выбирают самые базовые вещи, яркий пример тому — ЦУМ, или же очень сильный перекос в сторону концептуальности, как произошло с «КМ 20», например. А вот примеров, когда байеры точно знают, кто их клиенты, как они должны выглядеть и с чем будут соседствовать вещи, можно посчитать по пальцам одной руки: Leform, Aizel, 3.14 и недавно открывшийся универмаг «Цветной». Другая причина — это сервис. У нас не умеют продавать с достоинством, не заискивая и не общаясь свысока. Пока еще плохо пакуют, очень сложно поменять или вернуть вещь.
Почему нет российской дизайнерской обуви?
Дарья Кравцова, Дизайнер обуви, арт-директор марки Carlo Pazolini: В Москве почти нет специалистов, нашему делу нигде толком не учат. Все обучения проводятся на основе кондовой российской системы, как будто модная индустрия вообще не развивается. Современные мастера, к которым приходишь со своим эскизом, по-прежнему работают по ГОСТам, шьют на заказ обувь для театра и для танцев, они скорее ремесленники. Итальянцы относятся к процессу создания обуви как к искусству, их фабрики — это чаще всего семейный бизнес с многолетней историей. Единственный путь развития для российского дизайнера обуви — ехать в Китай, на производство, а потом — в Италию, чтобы заново учиться на идейном уровне.
Почему дорогая одежда?
Родион Мамонтов, владелец магазинов дизайнерской одежды Leform: Разумеется, импортная продукция стоит в России дороже, чем в Европе. А тем более если она произведена в ЕС. Стоимость ее увеличивается как минимум на таможенные и транспортные расходы. Плюс Москва — дорогой город: стоимость аренды и уровень зарплат здесь высокие. Да и с чем мы сравниваем? С дорогими Осло, Лондоном, Цюрихом, Монако или с Афинами, Варшавой, Барселоной? А одежда, произведенная не в Европе и не европейскими производителями в третьих странах, у нас может стоить значительно дешевле, чем где-нибудь в ЕС.
Часто слышу мнение, что в Москве мало стильных людей. Чувство стиля врожденным вряд ли может быть, это же не талант. Умение красиво одеваться есть результат воспитания — семейного, воздействие окружающей среды, в том числе информационной. А можно ли воспитать? Я первый — за! Для меня стиль должен быть во всей жизни, а не только в одежде. Нужно учиться быть самим собой — постоянно совершенствующимся, а не играть какую-нибудь роль. Пусть даже и стильную.
Еще один вопрос — почему, например, в «Леформе» продается мало русских дизайнеров? Я сам себе задаю этот вопрос. Хотелось бы больше хороших и имен, и результатов их труда. Но не забывайте, что мы не так давно, в 1991 году, сошли с «поезда в светлое будущее». Не случись этого, у нас и по сей день не было бы модельеров, кроме Славы Зайцева и Валентина Юдашкина. Так что терпение и труд все перетрут. Будет и у нас русский Дрис Ван Нотен.
Почему в Москве мало вегетарианцев?
Екатерина Шляхова, директор детского центра Birthlight, веган: Москва — самый нетерпимый к вегетарианцам мегаполис, в котором мне приходилось жить. Причина проста — неосведомленность, невежество, нежелание учиться новому и незаинтересованность горожан в здоровом образе жизни. Я знаю много бизнесменов, пытавшихся привить Москве моду на здоровую еду, но они слегка опередили свое время. Многие магазины органических и вегетарианских продуктов позакрывались, отказываться от мехов и кожаных изделий тоже не то чтобы модно. В интернете полно антивегетарианских форумов, где вегетарианцев и веганов называют сектантами. Забавно, что во всех самых развитых странах мира вегетарианство и веганство — квинтэссенция здорового образа жизни. Медицина и диетология в нашей стране топчутся на месте, по-прежнему игнорируя последние исследования, доказывающие абсурдность теории калорийности и незаменимости животного белка и прочих элементов животного происхождения.
Ситуация с продуктами в Москве очень плохая. Не только с веганскими и вегетарианскими, а с любыми. Количество промышленно обработанных продуктов беспрецедентно. Свежих продуктов почти не сыскать, а органических (даже мяса!) и вовсе нет. А вот веган всегда найдет то, что ему нужно для своей «продовольственной корзины». Будучи людьми, заботящимися о своем здоровье, вегетарианцы питаются лучше, чем остальные, потому что волей-неволей приходится искать и находить натуральные продукты и не лениться их готовить.
Что касается конкретных шагов, то, как говорил махатма Ганди, «хотите изменить мир, начните с себя». Я не вижу лучшего способа. Попытки убедить людей в том, к чему они не готовы, как правило, ведут к противоположному результату. Лучшее, что мы можем сделать, —ыстать примером, олицетворением своих принципов. Изучайте этот вопрос. Не верьте мне или кому бы то ни было другому. Просто ищите ответы на свои вопросы. Поверьте — ответы на все вопросы уже давно есть. Игнорировать их — не выход.
Почему в Москве невкусный хлеб?
Анна Шумайлова, заместитель директора кафе-пекарни «Булка»: В Москве практически нет частных пекарен и очень плохая ситуация с качеством и ассортиментом хлеба. Другие сегменты общепита — рестораны, кофейни, бары — ушли далеко вперед. При этом москвичи едят больше хлеба, чем в любой другой европейской столице. Парадоксально, но в советское время хлебные магазины были на каждом шагу — в отличие от ресторанов и кофеен, которых у нас почти не было. Поэтому в 90-е рестораны и кофейни начали развиваться с нуля, изначально вобрав в себя европейский опыт; в новых же пекарнях не было такой острой необходимости — как-никак, но хлеба у нас было достаточно. И только сейчас москвичи начинают понимать, что они едят не очень хороший хлеб. Что хлеб — это не просто закуска двух видов (черный и белый нарезной) к любому блюду, это отдельная пища, от которой можно получать удовольствие. Люди стали задумываться над тем, что едят. У нас появились отличные кадры, можно сказать, самородки, ведь стать настоящим пекарем с учебником в руках невозможно. Мы планируем организовать конкурс юных пекарей, к которому будем привлекать студентов кулинарных колледжей.
Почему в Москве мало книжных магазинов?
Александр Гаврилов, соучредитель книжных магазинов Dodo: В Москве сосредоточено 80% издательской деятельности, что позволяет сделать цены на книги достаточно невысокими. И, несмотря на это, в Германии на 1000 жителей в 4 раза больше книжных, в Америке — в 6 раз. В Москве нет ощущения, что граждане стоят в длинной очереди за новыми печатными шедеврами. То есть проблема заключается не в аренде или бюрократических запретах, а в низком интересе. В спальных районах нет книжных, потому что москвичи привыкли ездить на шопинг в центр города: есть, пить, покупать подарки. Книжки стоят в одном ряду с вином и едой, и за ними скорее поедут на Тверскую. До спальных районов дошли только кинотеатры.
Будущее — за небольшими магазинчиками, ведь крупные могут существовать только вне рыночной ситуации. Например, помещения книжных «Москва» и «Библио-Глобус» принадлежат самим магазинам, ни один из них не смог бы выжить, если бы арендовал помещение по актуальным ценам. Учебники и бестселлеры уйдут в электронный формат — электронные книги за последний год подешевели в три раза. А книга переместится в зону роскоши и чудачеств вместе с тростями и галстуками-бабочками, которые, в сущности, не нужны, но очень милы. Для них нужны бутики, а не супермаркеты.
Отдых и труд, культура и туризм, кино, театры, промышленный дизайн
Почему люди плохо работают?
Юрий Пахомов, бизнес-консультант: В православных странах народ более расслабленный и отвязный. Наши люди, наверное, никогда не «продают свое рабочее время» в смысле Маркса, в полностью отчуждаемом виде. И склонны обращаться как со временем своей жизни. Отсюда — более низкая производительность труда и более низкое качество. А в целом у меня такое впечатление, что вестернизация, накатившая за последние 20 лет, сейчас откатывается, и корни снова обнажаются. Про православие я мало что понимаю. Но в православной Греции народ еще более отвязный, чем у нас, и неряшливость повсеместно наша, не европейская, это факт. И между Сербией и Хорватией, которые ютятся на одном пятачке, но различаются конфессионально, — контраст по уровню бардака и неряшливости так же разительный.
Что делать? Никаких рецептов не дашь. Так как масштаб здесь не менеджерский, а культурно-исторический. В такого рода вопросах даже президент демонстрирует полную беспомощность, куда уж нам. Как мне кажется, субъекта для такого действия как «исправление» здесь нет и не может быть. Но можно попытаться пофантазировать. Например, в перспективе ближайших 10—15 лет, если наше государство не задушит бизнес еще раньше, может начать происходить следующее. Крупные механизированные бизнесы с регулярным менеджментом в связи с метаморфозами персонала начнут превращаться в труху по типу сверх-неэффективных госорганизаций. Разразится тотальный кризис мотивации к интенсивному труду, прежде всего — кризис действенности денежных «пряников». Это уже и сейчас кое-где происходит. Зато второе дыхание получат небольшие компании, сцементированные личными отношениями, реальными общими ценностями, открывающие для сотрудников возможность самореализации. В частном сегменте тусовка снова начнет править бал.
Почему нет небольших частных гостиниц?
Николай Диваков, директор Центрального дома предпринимателя:
У нас, к сожалению, в принципе нет маленьких гостиниц, как в Европе, Азии и Америке. Хотя прецеденты случаются — вот недавно на Покровке открылась. Но сколько это стоило крови и пота предпринимателям — страшно представить. Проблемы те же, что и с продуктовыми магазинами. Нужна городская программа развития гостиничного комплекса: публичная, вынесенная на обсуждение москвичей. Нужно дать возможность собственникам помещений менять функциональные назначения помещений. И эта процедура не должна занимать 2 года и 200 подписей.
Мария Привалова, организатор проекта Omami: Как и многие внутри индустрии, я склонна считать, что ситуация наша плоха. Но есть, конечно, две оговорки: во-первых, возможно, со стороны хорошее было бы виднее, во-вторых, это не отменяет того, что есть отличные профессионалы и интересные начинания, а потому и запас оптимизма сохраняется. Про импорт все и так понимают — таможенные пошлины, вечно срывающиеся сроки перевозок, магазины открывать тоже дело неблагодарное: высокая стоимость аренды, взятки пожарным и прочим инспекциям. И как глобальная, по сути, проблема, с решения которой надо начинать, — чаще всего устаревшее и оторванное от мирового контекста образование.
Рынок захвачен второсортными шутками и дорогой скукотищей, а появляющиеся среди них образцы достойного дизайна (по вышеупомянутым причинам) дороги и с трудом доказывают свою ценность. И ситуация пока не может быть перевернута частными инициативами. Чтобы что-то изменилось, очень важно появление местных производств и марок. А у нас дизайнер должен или оставаться на уровне маленького ручного производства, или искать огромные инвестиции для производства в Китае/появления собственных мощностей. Пока не появится среднего класса производителей, не появится и массового рынка для потребителей из среднего класса. Грустно рассчитывать только на импорт.
Почему у нас снимают такое плохое кино?
Юрий Колокольников, актер, продюсер, один из основателей Pushkin Pictures: С качеством фильмов и размерами их бюджетов ситуация поистине чудовищная. Прежде всего это, конечно, госдотации, которые убивают нормальное представление о том, как кинематограф должен спонсироваться. То есть люди получают деньги не в качестве займа, не в счет будущих доходов, а им как бы просто дают деньги снять кино. Это приводит к тому, что все деньги просто расхищаются на этапе производства. Фактически работает та же схема, что в строительстве дорог, например. Бюджет сначала как следует осваивается, а потом уже на оставшиеся деньги делается то, на что они были изначально выделены. И потом никто не несет никакой ответственности, никто не зависит от качества произведенного продукта, ведь по сути деньги возвращать не обязательно. Вообще-то ситуация должна быть другой. И пока продюсеры не будут нести ответственность за качество производимого ими продукта, в том числе просто финансовую ответственность, пока они будут пытаться заработать на производстве, а не на прокате, — ситуация будет оставаться такой. Понятно вполне, что раньше толком и невозможно было заработать на прокате, потому что проката как такового не было, кинотеатров было мало, народ не ходил. И сейчас заработать тоже непросто, ведь прокат все еще довольно дикий, но ситуация уже меняется, и пусть с большим трудом, но деньги зарабатывать можно. Главное — делать все по совести, тщательно, не сорить деньгами, просчитывать все свои шаги. Ситуация уже, кажется, меняется к лучшему. Приходит новое поколение молодых, образованных людей с деловым подходом, а не диким количеством творческих амбиций на пустом месте. Думаю, со временем неэффективное кинопроизводство отомрет в основном, ну кроме, может, пары национальных героев.
Почему наш театр превратился в болото?
Эдуард Бояков, театральный продюсер: С театром, конечно, все плохо, как и с любым видом искусства, которое зависит от государственной политики. Ты живешь в провинции и можешь быть актуальным поэтом или художником, особенно в эпоху интернета. Но театр и кино — это очень столичная тема, особенно театр, которому необходима огромная инфраструктура, зрители. И тогда становится очень важной культурная политика, что государство делает в сфере искусства. Но мы живем в стране, где люди у власти — это класс, который абсолютно не заинтересован в функционировании таких лабораторий жизни, как театр. Власть заинтересована только в том, чтобы сохранить саму себя. Если в бизнесе врать можно, и это часть игры, то в искусстве априори подразумевается, что действуют моральные законы, императивы. А какие у нашей власти императивы моральные? Никаких. Так что сегодняшнее положение в искусстве очень выгодно власти, потому что театра и кино, по сути, не существует в России, помимо буквально нескольких самостоятельных личностей и отдельных островков. Изменение сейчас почти невозможно, все, что мы делаем, обречено на полуподвальную фазу. Нельзя, например, рассчитывать на недвижимость от государства, чтобы выделили помещения под театры, а не пытались их продать или сдать под офис или магазин. Если и появится что-то, то это будет частная инициатива.
Льготы для спортсменов и студентов, обустройство городской среды и общественных пространств
Как государство планирует поддерживать студентов?
Аркадий Дворкович, помощник президента России по экономической политике: Скажу непопулярную вещь, но считаю, что это правильно: если мы все считаем, что всего нужно добиваться своим трудом, что работать должно стать модным, нужно отменить стандартные стипендии у студентов, потому что это неправильный сигнал, что ты за сам факт своей учебы получаешь компенсации. Можно работать после учебы: на кафедре, в библиотеке, в кафе, переводы делать, не денежные переводы, конечно. Если талантливый математик — может работать у своего профессора на кафедре. Согласен, что это процесс двусторонний, в каждом вузе должны быть сформированы такие возможности, у компании должна появиться заинтересованность в этом. Это все решаемые проблемы. Я считаю, что это и правильней, и дешевле для налогоплательщиков, чем платить стандартные стипендии (из онлайн-интервью gazeta.ru).
Почему в профессиональном спорте такой бардак?
Олег Чикирис, обозреватель газеты «Советский спорт»: Не было ни гроша, да вдруг алтын — это о нашем спорте. Безденежье 90-х отразилось на результатах в нулевых. Сейчас же спортсмены в шоколаде — выиграй медаль (даже не обязательно золотую Олимпиады), и ты обеспечил себе безбедную жизнь: призовые от государства, спонсора, региона, пожизненная стипендия. Ни в одной стране мира нет таких призовых за медали. Нет и таких условий: те же американцы, пока не попали в сборную, оплачивают свои занятия спортом и переезды сами. Спорт должен стать национальной идеей. Как в Штатах — с гимном страны перед каждым матчем, с семейными походами в уик-энды на стадионы, с болением за своих, пусть это даже университетская команда маленького городка. Проблема в том, что спорт по большому счету в стране мало кому интересен — сходите на любые соревнования в Москве — на трибунах за редким исключением друзья, родственники и солдаты, которых сгоняют для массовки.
Почему в Москве неуютно?
Андрей Карагодин, старший научный сотрудник МГУ: Сейчас часто говорят о модернизации. Правда, мало кто способен внятно объяснить, что же это такое. Например, что такое современный город. Его главная отличительная особенность — наличие открытого, публичного пространства, уравнивающего представителей всех сословий, делающего их похожими друг на друга «горожан». Это — кафе, торговые центры, кинотеатры, кабаре, бульвары. В странах «образцовой модернизации» — в Западной Европе и Америке — все эти черты современного города стади появляться к началу XX века. Бульвары и кабаре Парижа, рисунки Тулуз-Лотрека, большие магазины и cafe society — все родом оттуда.
Было ли что-то подобное у нас? Делегировав на берега Невы государственные функции, дворянская Москва предавалась балам, карточным играм, элегантным суаре, пьянству и обжорству. Но все это происходило в залах обнесенных оградой усадеб, позже — больших квартир, на фоне безмолвия фабричных бараков, населенных забитым молчаливым большинством. Победив, большевики переносят центр в Москву и строят тут столицу новой империи, амбициозную и нацеленную в будущее. По сути — это единственная хотя бы отчасти реализованная попытка внести градостроительный порядок и большой стиль в монгольский хаос провинциальной Москвы. Город становится местами похож на Нью-Йорк и Чикаго, в его небоскребах на первых этажах появляются рестораны с большими окнами, коктейль-холлы и прочие атрибуты красивой жизни. Но все это искусственная конструкция для избранных: всевластное и жестокое государство в одночасье может переместить слугу из коктейль-холла обратно в барак. И лишь при Ельцине, а потом и Путине в гротескной, смешной форме в Москве появляется то, что в Европе и Америке существовало с конца XIX века и сформировало современный город, живущий на первых этажах. Появляется с трудом — хотя бы потому, что в большинстве московских зданий, строя первые этажи, никто и не думал оставлять там место под кафе, магазины и галереи. Иными словами, нормальной городской жизни в Москве всего двадцать лет. За ней — история, которую лучше забыть совсем, чем пытаться эксплуатировать. Вывод: здесь станет уютно жить лишь тогда, когда бразды правления городом возьмет в свои руки поколение, на генетическом уровне не знающее, кто это такие Тимур и его команда.