Энии Леннокс
«Да, это мрачный альбом, но ведь и мир — мрачное место» — это ваши слова?
Мои. 2007 год, по сути, не слишком отличается от 1007-го. У человечества поистине неистощимый запас дикости, зверства, бесчувственности, черствости. Начать войну для нас — раз плюнуть. Наорать на соседнего водителя в пробке на улице или забросать бомбами жилой квартал на другом конце мира — никакой разницы. Мы вообще не учитываем чужих интересов. Неудивительно, что мы живем в таком разделенном мире. Где-то центральные улицы ломятся от дорогих магазинов, а где-то люди умирают, потому что не могут позволить себе даже еду.
Тогда вопрос: а можно ли что-нибудь изменить таким альбомом?
Я всего лишь человек. В моей душе есть потребность, если хотите, постараться сделать что-нибудь хорошее, чтобы жизнь прошла не зря. Чего стоит мое существование? Я не такая придурочная, как зомби-проповедники, но, с другой стороны, я чувствую, что, давая выход своей ярости, шоку и разочарованию, я нахожу отклик в сердцах слушателей. Я как бы говорю: «Вы же тоже это чувствуете, правда?».
Доходы от последнего турне Eurythmics вы отдали Гринпису и Amnesty International. На этот раз собираетесь что-нибудь подобное сделать?
От текущего тура я вряд ли получу какие-нибудь доходы. По правде говоря, удачно будет, если мы хотя бы выйдем в ноль. (Смеется.) Но за благотворительность слово, конечно, замолвлю. Я не хочу заниматься демагогией, лезть кому-то в душу и уж точно не хочу занудствовать. С другой стороны, хочется вдохновлять людей на добрые поступки.
В песне «Sing» с вами поют еще 23 певицы: Фейт Хилл, Глэдис Найт, Кейти Танстелл, даже Шакира с Пинк и Мадонной. По какому принципу вы их отбирали?
Да просто с потолка. Я просто написала письмо с объяснением своей цели и разослала его по всем известным мне адресам. Откликнулись 23 человека — и ведь чертовски хорошая компания получилась!
Вы недавно упомянули, что у вас «переходный период». Можно подробнее?
Вероятно, я стала увереннее в себе. А может быть, просто повзрослела. У меня ведь две дочери подросткового возраста, а существование любой матери круто меняется, когда ее дети выходят во взрослую жизнь. В общем, открываю для себя мир заново, хотя и не так, как в 20 лет. (Смеется.)
Как спустя 25 лет вы относитесь к критике?
Если мне кто-то говорит что-то неприятное, не могу сказать, что меня это не задевает. Еще как задевает. Люди могут серьезно обидеть, если захотят. Они же так самоутверждаются, а журналистам особенно соблазнительно показать свою власть. Я всегда смотрю, есть ли рядом со статьей фото автора. Если есть — мне гораздо проще. Я гляжу на него и говорю: «Ну понятно, у тебя ж писька короткая, вот ты и пишешь всякую дрянь». (Смеется.) Не хочу никого обидеть, понимаете?