Юрий Гребень: «Вне профессии я вообще ничего не понимаю, я могу существовать только в ней.»

– Я окончил двухгодичный семинар за счет Союза театральных деятелей: мы учились в Москве у шикарных педагогов, а потом они приезжали и вели студию при Омском драматическом театре, в которую я попал. И это счастье, потому что я знаю, что такое гениальные педагоги. Мне даже довелось познакомиться с Алексеем Дмитриевичем Поповым, который был любимым учеником Станиславского. Все, кто с нами работал, были величайшие мастера, профессионалы с большой буквы: Царев, Кочарян, Немеровский, Астангов. Атмосфера на этих занятиях царила необыкновенная… А еще была студия при Омском ТЮЗе, где режиссер Владимир Соколов, тоже один из моих учителей, даже доверил мне преподавать. Он считал, что у меня есть способности. Так что я был педагогом и ставил спектакли. 

– Отец был военнослужащим, ветераном Великой Отечественной, воевал в Матросовской дивизии. Ушел в отставку в звании полковника, но не смог работать на гражданке, потом заболел… Мама родилась в Риге, потом их оттуда, кажется, выгнали. Поэтому, как я предполагаю, она вышла замуж за военного. Но она никогда ничего не рассказывала об этом и нам все время твердила: «Молчите, молчите, молчите»… Мама – латышка напополам с эстонкой, папа – украинец, сибирский хохол, а я русский, так получилось. Всей родословной я не знаю, но мне известно, что отец и его сестра были детдомовцы, их родители умерли от тифа. Тетя Нюра, папина сестра, рассказывала, что когда он оперился немножко, то нашел ее в детском доме, она умирала там от голода. Она им очень гордилась… В общем, хочу сказать, что он был замечательный человек, он бы не выпендривался тут, как я. У нас актеров нет. Вот моя внучка Лиза поразительно способная девчонка. 

– Но у вас супруга актриса и сын актер. 

– Я имею в виду, что у внучки способности просто потрясающие. Она, когда играет, так расцветает. Ведь что такое актер? Это не тот, кто трепется, а тот, кто воспринимает. Мы с ней как-то в день рождения дурачились, выступали, и я думал, она после скажет: «Спасибо, деда, всем понравилось», а она подошла ко мне, положила руку на плечо и так снисходительно: «Молодец!». То есть я ей соответствовал, оценила. (Смеется.) Сейчас она учится в Московском государственном университете. 

– Почему вы не остались в столице в свое время, вас же приглашали? 

– Я скажу даже больше, меня Владимир Мотыль приглашал. Я был тогда молодым актером, он приехал, увидел меня в какой-то роли, посчитал, что я обладаю обаянием с точки зрения кино. И вот он ко мне подошел, говорит: «Сейчас у меня заканчивается фильм, поехали со мной, я дам тебе эпизод, а в следующей картине получишь хорошую роль». Я не поехал. Потому что был абсолютно счастлив в театре. А следующим у него было «Белое солнце пустыни». Ну, судьба такая, откуда же я знал. А что касается приглашения в театр, раньше же ездили постоянно критики-москвичи, отсматривали спектакли. И вот на одном из обсуждений Виктор Калиш начал меня, артиста, ругать. Тут встает завуч Вахтанговского училища Мария Хрисанфовна Воловикова и говорит: «Мы ездим по стране, собираем таланты. Здесь мы увидели звездочку, как вы можете так говорить о нем…». Короче говоря, она года два звала меня в Москву. Не знаю, почему отказывался, наверное, боялся разоблачения, вдруг поймут, что бездарный. Я поздно обнаружил в себе свою актерскую тему. И потом я очень любил свою мать. Уже двадцать лет как мама умерла, и до сих пор это для меня большая трагедия. 

– Вне профессии я вообще ничего не понимаю, я могу существовать только в ней. 

– Мне нравится за рулем путешествовать, люблю деревню, только жить там, наверное, не смог бы. Но сейчас я и деревню-то не узнаю, раньше все по-другому было. Недавно компьютер купил, осваиваю. Посмотрел фильм один с Мишей Ефремовым, «Какраки», мне очень понравилось. Вот вам, пожалуйста, считается, что Ефремов циник, избалованный, пьющий. Но какой актер!.. Это же не сыграть, это суть человека, значит, он совсем другой. А вообще мой любимый артист из современных – Максим Суханов. Потрясающий актер, «запредельный», потому что даже не понимаешь, на какие клапаны он нажимает. Ну а самый-самый – это, конечно, Олег Ефремов. Мария Осиповна Кнебель написала в своей книге, что если бы он занимался только актерской профессией, то это был бы лучший артист мира. Одна журналистка у меня как-то спросила: «Кто вам нравится как артист?» Я говорю: «Олег Ефремов», а она: «А кто это?» Ну если ты Ефремова не знаешь, откуда ты тогда знаешь Гребня. (Смеется.) 

– В том, что мы не можем ее определить, мы сами виноваты, а ведь она очень простая. Главное – не искать ее, а не делать того, что нас от нее отдаляет, и тогда она сама придет нам навстречу. Чтобы сформулировать национальную идею, нужно определить, что такое время. А время сейчас определяется одним словом – деньги. Ничто так не отдаляет нас от национальной идеи, как сегодняшний меркантилизм. Я говорю это потому, что знаю, что такое бедность, что такое жрать хочется, и знаю, что такое усредненность. Попробуйте пожить иначе, приблизитесь к национальной идее, и не предавайте ее. Простая логика: чтобы определить идею, нужно ее выстрадать. Но если однажды ее предать, то уже не найти. Никогда.