Джо Райт: «Сиськи и пушки — не мои фетиши»

Как вдруг получилось, что вы взялись снимать боевик?

Для меня это был своеобразный вызов, что-то, чего я прежде не пробовал. По-моему, экшен — это кино в чистом виде, монтаж и работа камеры. Если ты умеешь его снимать — ты, по идее, можешь снять все что угодно.

Вы наверняка чем-то вдохновлялись — и при этом экшен в «Ханне» снят совсем не так, как в большинстве современных фильмов.

Вообще я скорее понимал, что я точно не хочу делать, чем что хочу. Скажем, я большой поклонник Пола Гринграсса и его фильмов о Борне, но при этом мы понимали, что этот стиль — трясущаяся камера, скорострельный монтаж, ощущение, будто тебя бьют вместе с героем, — и так имитирует каждый второй, так что от этого хотелось уйти. Я же добивался ясности, чистоты в каком-то роде — чтобы каждое полудвижение можно было различить. Что же касается источников вдохновения, то одним из них точно был «Карманник» Робера Брессона — экшен в нем снят невероятно просто, но отлично держит напряжение.

По «Ханне» видно, как вы укоренены в кинотрадиции: костюм злодея взят из одного фильма, сцена драки Баны с агентами ЦРУ — из другого.

Вы удивитесь, но в «Ханне» я еще и, кажется, смог наконец проявить свою любовь к Дэвиду Линчу. На его фильмах я рос — и от «Ханны» хотел, чтобы она была так же сюрреальна, как и кино Линча. Действие «Ханны» происходит не вполне в нашей с вами реальности, в ней как будто смещена магнитная ось, и за внешне нормальной оболочкой кроется нечто иррациональное — как на картинах Кирико. В конечном счете я снимал сказку, пускай и боевую.

При всей этой боевитости и сюрреальности у вас получилось кино довольно нежное — особенно в тех сценах, где Ханна открывает для себя большой мир.

Правда? О, я очень надеюсь, что это так. Знаете, я вообще с большой нежностью отношусь к людям, и если она передается моим фильмам, то это просто здорово. Я ведь не из тех парней, для которых главные фетиши — сиськи и пушки, а ведь почти все боевики транслируют как раз такое, условно говоря, гопническое, реакционное отношение к жизни. В чем, кстати, одно из достижений Гринграсса и «Борна» — он доказал, что экшен может иметь прогрессивные политические взгляды — в то время как чаще всего слово «боевик» означает воплощенные на экране мужские тестостероновые фантазии о беспредельном насилии и сексе.

А теперь у вас на очереди «Анна Каренина».

Для меня «Анна» — портрет общества, странного, даже шизофренического — русские, мыслящие пофранцузски, но живущие за счет своей родной страны. Это очень интересно — и пока мне фильм видится такой роберт-олтмановской многофигурной драмой, происходящей сто лет назад.