Красная Москва
Реалии советской эпохи — все это молоткастое и серпастое, то пафосное, то убогое и унылое, еще лет 20 назад вызывавшее тоску смертную, — как-то незаметно стало трогательным и безобидным и перешло в категорию чисто эстетического. И скоро, даже очень скоро, мы и оглянуться не успеем, как оно сделается антиквариатом. А пока этого не случилось, предлагаем всем вместе впасть в наше социалистическое детство и совершить рейд по этим сиротским останкам несостоявшейся утопии.
Наглядная агитация и пропаганда
Порой суровые пролетарские символы оказывались на буржуазных по своей сути зданиях. «Петровский пассаж» (Петровка, 10) мог остаться рядовой постройкой, если бы по ленинскому плану монументальной пропаганды его гламурный фасад не обрел в 1921 году свой главный цимес — скульптор Манизер вмонтировал в него по-античному голого пролетария в позе восставшего роденовского мыслителя. Обратите внимание, что серп и молот под правой ногой этого глубокомысленного качка еще не дружат меж собой, а валяются несолидно и непривычно порознь — советские мифотворцы не сразу придумали их скрещенный вариант. Гораздо уместнее смотрится агитационная доска на здании бывшей типографии Рябушинского «Утро России» (Страстной б-р, 5), построенной Шехтелем в стиле рациональный модерн. Скромный формат величиной со стенгазету, но какова сила художественного воздействия этих слов: «Вся наша надежда покоится на тех людях, которые сами себя кормят».
Пройдитесь к дому Моссельпрома (Калашный пер., 2/10). Это позже советская идеологическая машина закоснела и скатилась до банального «Слава труду!». А в романтическую эпоху на нее еще трудился великий Родченко, который и расписал этот первый московский небоскреб рекламными слоганами Маяковского. Жаль, что они были стерты в 30-е годы. Но мы видим очень деликатную реставрацию.
Здание подстанции метрополитена на Большой Никитской, 7/10 отделяют от Моссельпрома 10 минут неспешного хода и 10 лет взросления советской пропаганды. Рабочий с горельефа уже совсем не напоминает угнетенных и раздетых античных братьев по классовой борьбе.
Этот метростроевец цивильно упакован в каменный комбинезон. Правда, если зайти с правого бока, открываются неожиданные фаллические грани его пролетарского образа.
Такие пространственные накладки москвичи назвали эффектом Тимирязева, поскольку памятник — кстати, стоящий здесь же неподалеку, на площади Никитских Ворот, — тоже не со всех сторон вполне академичен. Особенно мило это выглядит во время дождя, когда с его сложенных на причинном месте рук стекает подозрительная струйка. Аборигены в таких случаях говорят — это «наш писающий мальчик Тимирязев». Закат советской пропаганды можно увидеть, доехав до метро «Красносельская». Там в подземном переходе под Третьим транспортным кольцом буденовец, выполненный в технике перегородчатой эмали, скачет на коне прямо в глухую стену — будто он знает, чем все закончится. Вы будете смеяться, но он, кажется, тоже голый.
Дом-коммуна и пролетарский особняк
У настоящего советского человека не должно быть семьи, быта и частного пространства. Из этой экстремистской мечты в 20–30-е годы, как монстры-грибы, выросли конструктивистские дома-коммуны разной степени радикальности. Дом Наркомфина (Новинский б-р, 26, стр. 1) — последняя из сохранившихся неперестроенных коммун, — это еще цветочки. Двухъярусные спальные ячейки высотой 2,3 метра в жилом корпусе и отдельные корпуса для стирки, еды и занятий спортом. Архитектор Моисей Гинзбург, сохранивший в качестве мелкобуржуазного атавизма крошечные кухонные ниши, туалеты и душевые кабинки на несколько квартир, причислял свое дитя к переходному типу.
Дом Наркомфина, имеющий колоссальную историческую и культурную ценность как памятник великой модернистской идее создания нового мира и нового человека, находится в предсмертном состоянии. В 2006 году он вошел в список памятников мировой культуры, находящихся под угрозой исчезновения. Поэтому наш совет — не откладывайте визит. Дома-коммуны рационализировали жизнь большого людского муравейника.
Уникальный новаторский особняк гениального архитектора Мельникова (Кривоарбатский пер., 10) — попытка рационализации жизни одной семьи. По форме этот шедевр конструктивизма выглядит как два сросшихся цилиндра, занимающих предельно небольшую площадь, а внутри дом парадоксальным образом кажется удивительно просторным. Опробовав здесь идею круглого дома, Мельников собирался применить ее в строительстве домов-коммун.
Предприятия торговли
Так в Советской России, стране вдвойне казенной, называли магазины. Самый-самый, сохранивший атмосферу, — это, конечно, «Букинист» в одноэтажном домике в два окна (Остоженка, 53, 10.00–19.00) у круглого выхода из метро «Парк Культуры». Вывеска, рассохшиеся рамы, обшарпанные двери и книжные шкафы — все нетронутое. В застекленной деревянной витрине среди прочих экземпляров — пожелтевшие «Записки примазавшегося» никому ныне не известного Грабаря. На гвозде у входа — вымпел с жилистым ленинским профилем и щемяще знакомой лексикой «Коллектив высокой культуры труда». На самом почетном месте — доисторическая касса с гордой надписью «Показывает уплаченную сумму». А из уличной витрины за прохожими грустно наблюдают обрезанные по самые плечи гипсовые парни — большой Пушкин и маленькие Толстой и Маяковский. Все трогательно нелепо, как и должно быть по определению.
Твердое второе место уверенно держит олдскульная булочная (Покровка, 1/6, 8.00–20.00) под вывеской просто «Булочная». Слева от двери — табличка с юридически точным названием «ТОО «Перкс»». Рядом с ней утверждает свое первородство дореволюционное рекламное клеймо на встроенной в стену керамической плиточке — «Декоративно-Строительная Контора Артуръ Перксъ. Москва. Телефонъ №2589».
Тетенька-директор не менялась здесь с 1960-х годов и помнит время, когда все булочные Советского Союза работали круглосуточно — как стратегически важные объекты по кормлению строителей коммунизма.
Обязательный ритуал предусматривал свободный доступ к графику завоза, висевшему во всех булочных нашей необъятной Родины. Доставляли часто, каждые 4 часа. Но недоверчивые граждане все равно испытывали хлебобулочные изделия на прочность, озабоченно тыча в батоны привязанными, чтоб не стащили, металлическими ложками. Свежесть хлеба и сводки погоды при любой власти оставались сферой жизненно важных интересов москвичей. В перестройку систему самообслуживания в булочных ликвидировали, и покупателям пришлось пробивать чеки, прежде чем получить насущное. Здесь, на Покровке, в сохранившейся с тех пор кассовой будке уже четыре года никто не сидит, и она бессмысленно стоит в углу как живой укор наступившему на нее прогрессу. Фотографировать в булочной не разрешают — хозяева боятся. За эти хлебные места в центре идет борьба. Так что скоро аутентичных местечек не останется вовсе.
Учреждения
Единственный архитектурный стиль, в котором Россия была не эпигоном, а пионером, — это конструктивизм. Конечно, как эстетическая категория он существовал и в других странах, но только у нас конструктивизм имел мощный жизнестроительный замес. Это доказывают не только машины для жилья, но и казенные дома, построенные в период раннего социализма. Чтобы почувствовать жутковатый пафос той эпохи, предлагаем оказаться в тени двух ее гигантов. Здания, построенного Фоминым для Народного комиссариата путей сообщения, позже МПС, а сейчас РЖД (Н. Басманная, 2).
И сооруженного Щусевым офиса Наркомзема, ныне Министерства сельского хозяйства РФ (Орликов пер., 1/11). Мы-то уже испорчены современными небоскребами, а маленькому человеку 20-х годов при виде такого величия, должно быть, безумно хотелось погрозить кулачком — «Ужо тебе!» — и бежать без оглядки. Обратите внимание на непременный атрибут времени — квадратные часы, показывающие, сколько еще осталось ждать до наступления полного коммунизма.
Текст: Галина Данилова, Игорь Шулинский. Фото: Григорий Поляковский