Распутник
Меся каблуками грязь, переступая через крыс, держа в одной руке трость,а в другой бокал с портвейном, по Лондону XVII века шагает молодой граф Рочестер (Депп). Франт, поэт, придворный острослов, он не чужд и театра по крайней мере, актриски так и норовят прижать его за кулисами. Но после того как Рочестер берет шефство над освистанной дебютанткой (Мортон), голову его престранно заклинивает. Шутки становятся все злее и уже не забавляют короля Карла (Малкович), которому краснобай-развратник нужен не для светской тусовки, а для лоббирования монарших интересов в палате лордов. Рочестер бежит от королевского гнева в деревню. Там на его бледном аристократическом лице начинают проступать следы порока: нос проваливается, а левый глаз натурально гниет. Если предположить, что любой байопик снимается ради одной-двух ключевых сцен, «Распутника» можно свести к двум стоп-кадрам. В первом Депп сидит на театральных подмостках в маске Карла и какая-то блондинка делает ему театральный отсос, за спиной высится монструозный пенис с колесами, а сам он, крайне довольный собой, произносит задорный монолог о разврате. В другом кадре герой, уже изъеденный сифилисом, без парика, но с пиратской бородкой, беспомощно плачет, намочив штаны. Это контрастные состояния Джона Уилмота, графа Рочестера, взлет и падение, черное и белое, чет и нечет. Пьеса об известном лондонском балагуре эпохи Реставрации с успехом шла в чигакском театре «Степпенвулф» (Рочестера там играл Малкович). В кино ей выжить труднее все-таки история костюмная, про тонкости театрального дела, поставлена без особых распутств в трех декорациях, да и те изрядно подернуты пресловутым английским туманом. Но кое-что «киношное» в ней определенно есть. Во-первых, нехорошая улыбка Деппа (венерическую агонию Рочестера он сыграл между «Пиратами Карибского моря и Чарли и шоколадной фабрикой», дав тем самым повод позубоскалить). Во-вторых, разумеется, мораль: вольнодумие должно кончаться там, где начинается личная гигиена. Тут хорошо бы смотрелся титр: «Минкульт предупреждает».