Ад | Дети | Time Out

Ад

Игорь Гулин   30 июня 2006
2 мин
Ад
"Ад" - фрагмент очередного монументального киносериала. В основе сюжета "Ада" - довольно распространенная мысль об антагонизме полов. Затяжную окопную войну с мужчинами тут ведут три сестры.

"Ад" — фрагмент очередного монументального киносериала, задуманного Кшиштофом Кеслевским аккурат перед смертью (над сценарием работал и вечный соавтор Кеслевского Кшиштоф Песевич). Первую часть трилогии, "Рай", отхватил несколько лет назад Том Тыквер, вторая — "Чистилище" — еще лежит на полке, а третью поставил сейчас босниец Танович ("Ничья земля").

В основе сюжета "Ада" — довольно распространенная мысль об антагонизме полов. Затяжную окопную войну с мужчинами тут ведут три сестры. Младшая, Анна (Мари Жилен), пытается удержать подле себя немолодого профессора античной литературы — во-первых, женатого, во-вторых — отца ее лучшей подруги. Старшая, Софи (Эммануэль Беар), выгоняет из дома блудливого мужа. Впрочем, она до конца не уверена, стоило ли поступать так круто, и весь фильм выразительно бьется в истерике. Самая ужасная жизнь у средней, Селин (Карин Виар), похожей на курицу старой девы: выходные она проводит за городом, ухаживая за хмурой полупарализованной матерью (Кароль Буке). Мать, кстати, настоящий ветеран мизандрии — шею ей случайно сломал муж в пылу семейной ссоры. Тихий школьный учитель, он просто сильно разнервничался после того, как жена упекла его в тюрьму за педофилию.

В сценарии Кеслевского разрушается в общей сложности (считая те, что за кадром) пять браков, и оказывается, что все несчастные семьи несчастливы удручающе одинаково. Оригинальные истории трилогии были, скорее, невозмутимыми притчами. У Тановича же получилась черная комедия со вполне читаемой между строк мыслью: "Все мужики — сволочи". Самые ужасные и душераздирающие, по идее, сцены он ставит как комедию ошибок и положений.

Например, зареванная жена, выслеживающая неверного по всему городу вплоть до лав-отеля, будет в отчаянии скрести ногтями по двери не того номера и доскребется-таки до пухлого жизнерадостного постояльца, сводящего на нет всю трагедию. Впрочем, общая интонация тут вполне депрессивная, с бергмановскими обертонами. Тусклый утренний свет пробивается сквозь мокрые окна, за окнами — осень, влажные деревья и морось, унылая, короче, пора. Сидя посреди холодного французского парка, Селин читает матери разные глупости из Книги рекордов Гиннесса. Среди них история об обезглавленном петухе по имени Майк, который прожил 18 месяцев — хозяин кормил его через трубочку. Вот на этого петуха и становятся похожи те героини Тановича-Кеслевского, которым посчастливилось освободиться от мужского "ига". Но самое парадоксальное — они ничуть не жалеют об этом.