Олег Нестеров: «Противоречия между роком и тоталитаризмом нет»
Когда я рассказывал друзьям, что, мол, Олег Нестеров написал роман про довоенный Берлин, они сперва удивлялись, а потом спохватывались — а, ну да, конечно: «Карл-Маркс-Штадт». Когда и почему у вас появился такой интерес ко всему немецкому?
Все началось в московском районе Перово. Родители отдали меня немецкую спецшколу — против моей воли, конечно же. Я приехал от бабушки, и они мне сказали: «Сынок, ты будешь учиться теперь в немецкой школе». Нужно учесть, что это шестьдесят девятый год. Нужно учесть, что старушки, когда к нам приезжали по обмену немцы-школьники, плевались и крестились, заслышав немецкую речь. Конечно же, это было мальчишеское потрясение — когда меня во дворе мальчишки автоматом записали в «фашисты». И пошло-поехало. В 14-летнем возрасте я посетил Дрезден, жил в немецкой семье, и там-то я, что называется, прикололся. И понял, что с этой страной у меня, видимо, кое-что было. Причем это было связано не столько с Дрезденом, сколько с Майсеном. Тогда я еще не понимал, почему я знаю, какой дом сейчас окажется за углом. Я только с годами это стал понимать. И стал понимать, прочему немецкий язык я, будучи страшно ленивым учеником, скорее не учил, а вспоминал.
Потом десять лет я о Германии вообще не вспоминал и на немецком не говорил. Но потом началась Перестройка, у меня появились в Германии дружки — журналисты, музыканты. Потом — первый клубный тур по Германии в 92-м, альбом, вышедший на немецком лейбле, потом этот самый хит про Карл-Маркс-Штадт, который внезапно получил у нас в России невероятную популярность. Он, кстати, был номинирован на MTV Гран-При Европа 95-го, и его должны были показать 15 мая, но Россию тогда с соревнований убрали по политическим причинам. А потом было пение «Карл-Маркс-Штадт» и «Течет река Волга» у Бранденбургских ворот в конце апреля того же года (показали эти съемки 9 мая). Моя история с Германий продолжается и, видимо, так просто всё не закончится.
По книге видно, что вы внимательно изучили мемуары Рифеншталь. А какие источники вы можете указать в качестве основных?
Иоахим Фест. Признанный лучшим биограф Гитлера. Его книга — это такие два написанные с перерывом в двадцать пять лет академические кирпича, тончайшее и подробнейшее исследование. Кроме того — конечно же, другие книги, связанные с Рифеншталь, конечно же, биография Шпеера. Конечно же, всякая трэш-литература об оккультизме в Третьем рейхе. Документы «проми» (геббельсовского «министерства пропаганды». — Прим. Time Out), которые у нас тоже можно найти. Вплоть до экономического труда под названием «Гитлер Inc.» Гвидо Джакомо Препараты. Это блистательная книга, достаточно наглая, живущего в Америке итальянского профессора-экономиста. В ней только графиками и фактами обличаются англо-американские финансовые клубы и банковские решетки, разжегшие и первую, и вторую мировые войны. Никаких чувств, только факты. Смелая книга!
Как раз по поводу оккультной литературы: ключевую роль в разрешении вашей истории сыграл Алистер Кроули. Но остался при этом за кулисами. Не было соблазна выпустить его на сцену? Или испугались демонической фигуры?
Знаете, если копнуть поглубже, то можно было бы рассказать об изобретении героина в Третьем рейхе (когда конструировали «универсального солдата»), и много о чем еще, что я узнал в ходе работы над книгой. Но просто текст что-то взял, а что-то не взял. И я живу в счастливое время, когда не надо ломать голову, как все это впихнуть — примечаниями, иллюстрациями. Я просто начну все эти невошедшие материалы выкладывать у себя в «Живом журнале». Выкладывать музыку, фрагменты фильмов, фотографии этих алюминиевых «гитар-сковородок», паровоза с трехметровой колеей, который должен был курсировать по восточной части рейха и далее до Токио.
Рок-н-ролл обычно считается порождением и олицетворением свободного мира, тотальной свободы. У вас он предстает порождением тоталитаризма. Нет ли здесь противоречия?
Это очень легко. Чем больше нагибают, тем больше давление, тем скорее вышибет клапан. Как сейчас — чем больше нас грузят метровые телеканалы, тем лучше для культуры. Потому что тем больше народу вообще порывают с ними и выходят в свободное пространство — они слушают что хотят, читают что хотят, думают как хотят. Социалистическое общество, которое мы с вами еще застали, было тоталитарным. Я помню, как мой собеседник-начальник на полном серьезе говорил: «Какой рок-фестиваль в Долгопрудном? В Европе “Першинги”! О чем вы говорите!» Я застал черные списки, я боялся за некоторые тексты своего первого альбома. Я там использовал стихи Бродского, а Бродский, фашизм и мат шли через запятую. Конечно, наше общество было тоталитарным. Но оно порождало удивительную музыку. Записи 80-х — это записи совершено свободных людей, не связанных ничем, кроме собственного желания сформулировать и выразить то, что у них накопилось. Это был сильный выплеск свободных людей, вызревших под гнетом этой крышки. Так что противоречия между роком и тоталитаризмом никакого нет.