«Мне хотелось сделать выставку человечную, почти сентиментальную»

— Ради чего идти на выставку?

— Ваш вопрос крайне бестактен. Это то же самое, что спросить режиссера, ради какого актера надо идти на его фильм. На выставку надо идти ради самой выставки! Это не набор аттракционов, пусть и высокохудожественных, это авторский организм со своей темой, драматургией, интонацией. И все же могу сказать, что особой ценностью выставки является то, что несколько выдающихся художников сделали для нее новые работы. Я имею в виду Жанн ван Хесвейк, Сучан Киношиту, Евгения Фикса, Павла Альхамера, Шимубуку, Оноре д’О, группы SOSка и РЭП. А ведь все это крайне затребованные авторы, а новый проект – это всегда особое усилие. Ну и конечно, «хитами» выставки можно счесть акции в городе Вадима Фишкина, Альберто Гарутти и Йенса Хаанинга. Хотя ради них на выставку ходить не надо: они ведь показываются в городской среде.

— Москва не Пермь, и власти тяжело идут на контакт: разместить на московских крышах скульптуры Энтони Гормли, например, не получилось. Как вам удалось «раскачать» администрацию и на «Маяк» Фишкина, и на анекдоты Хаанинга, и на иллюминацию Гарутти?

— Это в первую очередь заслуга не моя, а музея. Именно музей провел эти проекты через инстанции и сумел убедить их в важности этих работ для города. Осечка произошла только с баннером группы IRWIN, который пришлось снять с фасада. Моя же заслуга только в том, что я постоянно музей дергал и канючил, настаивая, что без этих работ «Невозможное сообщество» действительно невозможно.

— Выставка идет параллельно Московской биеннале. У вас было намерение «дать альтернативу»?

— Ни малейшего. Выставка должна была открыться 4 апреля, но музей перенес ее открытие в силу целого ряда технических причин. Да и по сути своей «Невозможное сообщество» — это не биеннального типа проект. Это музейная выставка. И для меня это крайне принципиально, так как именно музейные выставки являются на сегодняшний день наиболее плодотворной формой кураторской работы и адекватным типом показа искусства. В то время как о перепроизводстве и кризисе биеннале говорят уже десять лет, и факт это неоспоримый.

Мне даже дискомфортно, что «Невозможное сообщество» совпало с проведением Московской биеннале. Есть что-то удручающее в том, как все здесь пытаются в это событие вписаться и присоседится. Такого нет ни в Берлине, ни в Сан-Паулу, ни в Сиднее, ни в каком другом месте. Это означает, что ни у какой институции в Москве — публичной или частной, коммерческой или некоммерческой, нет автономной параболы развития, целей и программы. Это не биеннале, а День города. Причем города простодушно провинциального.

— Группа ESCAPE ходила в народ, делала перформансы, «осваивала контекст». Как этот контекст изменился за десять лет и что теперь осваивает «Невозможное сообщество»?

— Самое важное в группе ESCAPE — это не столько созданные ими работы, сколько прожитая ими жизнь в искусстве. Их опыт показывает, что произведение не самоценно, нас волнует в нем в первую очередь скрытое за ним человеческое присутствие. Так и «Невозможное сообщество»: его можно назвать и «политической» выставкой, но только исходит она из того, что политическая позиция важна не лозунгами и даже не аргументами, а тем, какими формами жизни она обеспечена.

По большому счету «Невозможное сообщество» — это разговор о человеческой совместности, о ее неизбывности, драме и ее пределах. По контрасту с ходульными и вымученными темами, что так типичны для нынешних выставок, мне хотелось сделать выставку человечную, почти сентиментальную. «Невозможное сообщество» — это вообще очень личный проект.