Интервью: Ульрих Зайдль
В «Собачьей жаре» ваши герои страдали от высоких температур. В «Импорте/Экспорте» вы, похоже, решили их заморозить?
Конечно, это сделано специально. Атмосфера — самое важное в фильме. В данном случае мне было важно передать физическое ощущение холода. Потеют люди или мерзнут — каждое состояние вызывает определенные эмоции. Это психология, которая определяется физиологией. Но и жара, и холод для меня лишь инструменты — с их помощью я рассказываю о тяжести бытия, о том грузе, который жизнь взваливает человеку на плечи.
Вы раньше снимали документальное кино…
Я не режиссер-документалист.
Как, а разве ваш фильм «Животная любовь» — про то, как одинокие хозяева сильно любят своих питомцев, — не был документальным?
Ну, пожалуй, да. Частично был. И даже считается документальным. Но поверьте, это документалистика совсем не в том смысле, в каком ее обычно понимают. Там многое было придумано. Скажем так: раньше я снимал скорее документальное кино с элементами вымысла. А сейчас стал снимать игровое с элементами документалистики. Дело в методе. «Импорт/Экспорт» частично состоит из сцен, которые режиссировала сама жизнь, — например, в австрийском доме престарелых, где работает главная героиня-украинка.
Многие старички за время работы над фильмом умерли, их имена в черных рамках.
Это неизбежно. Когда снимаешь в доме престарелых, надо сразу сказать себе, что за время монтажа кто-нибудь обязательно скончается. Сложнее всего оказалось договориться о съемках — у нас в Австрии в последнее время было много скандалов, связанных с этими учреждениями. Нас боялись пускать.
А с остальными непрофессиональными актерами вы общаетесь? Работа в кино для них может стать тяжелым испытанием?
Стараюсь общаться, дружить. Иногда они всплывают в самых неожиданных местах. Да, вы правы. Для непрофессионалов работа в кино — уникальный опыт, который ни одно другое событие в жизни уже не затмит. Хотя в «Импорте/Экспорте», например, непрофессионалы играли почти самих себя. Екатерина Рак ухаживала за больными, правда, у себя на родине, на Украине. А Пауль Хоффман и в жизни такой же — безработный, бездомный, вечно ищущий повод для драки.
Украинская женщина едет искать счастья в Австрии, а парень из Вены — наоборот, в Восточную Европу. Означает ли это, что и там, и здесь одинаково плохо?
Плохо, но по-разному. На Западе есть деньги, на Востоке их нет, зато здесь другие плюсы. Я чувствую свою близость к людям Восточной Европы. Поэтому и начал снимать про человеческий импорт и экспорт.