Королева
Осень 1997 года. У английской королевской семьи проблемы: леди Диана Спенсер, позор семьи, разбилась, гоняя по Парижу с Доди аль-Файедом. На повестке дня три вопроса: успокоить принца Чарльза, похоронить принцессу и по возможности избежать публичности. Но тут начинает бунтовать сентиментальный плебс, не стесняющийся в проявлениях любви к блондинке из телевизора. На помощь Елизавете II (Миррен) спешит Тони Блэр (Шин) — премьер-министр, лейборист, разночинец, но джентльмен по натуре.
Поначалу "Королеву" легко принять за политическую карикатуру. Уж очень чопорно поджимает губки Хелен Миррен в пепельном парике, а когда ее Елизавета смотрит на заваленные цветами ворота Букингемского дворца как на лестницу эшафота, нужно быть конченым англофилом, чтобы прослезиться. Майкл Шин еще комичнее. Мало того что патологически бодр — он к тому же больше похож не на Блэра, а на Бориса Немцова, что придает фильму совершенно монтипайтоновский акцент.
Вскоре, однако, выясняется, что история похорон принцессы, — это настоящая классовая драма, типично британский продукт, последний раз бывший уместным где-то полвека назад и с тех пор ушедший в небытие вместе со сленгом кокни, уголовным преследованием за гомосексуализм и университетской традицией пить темное пиво на завтрак. Ан нет, оказывается, что потешаться над пяти-часовым чаепитием, лисьей охотой и пресловутой "английской сдержанностью" можно и сейчас. Но все не так просто. Десять лет назад в "Истории британского кино" Фрирз действительно ухахатывался надо всем "типично британским".
Сейчас же, когда этого британского почти не осталось, его улыбка дрожит, и Фрирз превращается в "монархиста поневоле", исключительно из сентиментальности. Чванливые бездельники, моты и бездушные мизантропы (такой выставляют королевскую семью газетчики) в конце концов оказываются несчастным вымирающим видом, который с гордым фатализмом цепляется за свои старомодные обычаи и ритуалы. Да, от них нет никакой практической пользы, так же как нет ее и от балета, поэтов XVIII века, сумчатых волков, белоклювых дятлов или тех самых лис, о которых так пекутся враги аристократических привычек.